сериалов, не должен иметь никаких дел. Все закончилось тем, что мне пришлось большую часть хозяйства взять в свои руки.
– И сколько же вам тогда стукнуло лет?
– Четырнадцать. Но я всегда была сильна в математике.
– Чтобы противостоять Федеральному финансовому управлению, одной математики недостаточно.
– Я понимаю людей. И это здорово помогает.
Он покачал головой и усмехнулся:
– Должен заметить, Хани, что мне в жизни не приходилось встречать кого-нибудь – будь то мужчина или женщина, – кто бы хуже вас разбирался в человеческом характере!
Она ощетинилась:
– Как вы можете так говорить. И потом, это же неправда!
– Еще какая правда. Именно самым опытным в съемочной группе людям вы и задали больше всего хлопот, причем это относится не только к нашей группе. У меня такое впечатление, что вы привязываетесь к людям, у которых полно недостатков. А к лучшим людям поворачиваетесь спиной.
– К кому, например? – негодующе спросила она.
– Ну, взять хотя бы Лиз. Она умница и гармоничная натура. И вы ей понравились с самого начала, хотя я понятия не имею почему.
– Но это же смешно! Да эта самая Лиз Кэстлберри – она же просто королева сучек! И терпеть не «может мой характер. Сдается мне, все, что вы тут наговорили, только доказывает, что я лучше вас сужу о людях!
Он фыркнул.
Хани не унималась:
– Приведу вам идеальный образчик ее мстительности. Как-то на прошлой неделе, вернувшись в свой трейлер, я обнаружила от нее пакет. А с ним записку, в которой она извинялась, что не пришла на мой день рождения, и надеялась, что мне понравится ее несколько запоздалый подарок.
– По мне, так здесь мстительностью и не пахнет.
– Я тоже так думала, пока не вскрыла пакет. Вам нипочем не догадаться, что в нем было.
– Ручная граната?
– Платье!
– Могу себе представить. Вам следовало привлечь ее к суду.
– Да нет же! Слушайте. Не просто какое-то там платье, а эдакая маленькая желтая штучка, вся в оборочках и с кружевной пелериной. И еще эти дурацкие туфельки. И жемчуга!
– Жемчуга? Ничего себе.
– Вы что, не понимаете? Да она просто делала из меня посмешище.
– Здесь я запутался в ваших рассуждениях, Хани.
– Все это подошло бы какой-нибудь кукле Барби, а не особе вроде меня. Да надень я такой наряд, все бы просто со смеху покатились. Оно было таким…
– Женственным?
– Вот-вот. Именно таким. Дурацким! И легкомысленным.
– Нет чтобы прислать нечто из колючей проволоки и бритвенных лезвий.
– И вовсе не смешно.
– Ну и что же вы сделали с подарком?
– Я все запаковала и вернула ей.
Впервые за этот день он показался раздосадованным:
– И зачем же вы так сделали? Мне казалось, мы уже решили, что вы откажетесь от своих замашек.
– Но я же не швырнула в нее свертком!
– Как это мило с вашей стороны.
– Я только сказала, что ценю ее благородный жест, но принять подарок не могу, потому что ничего не дарила на ее день рождения.
– А уж потом швырнули в нее свертком.
Она усмехнулась:
– Дэш, я же исправилась! По-моему, все вышло очень прилично.
Он захохотал, потом поднял руку, и на мгновение ей показалось, что сейчас он взъерошит ей волосы, как делал это Джейн Мэри. Но рука его опустилась, и он пошел поговорить со своим конюхом.
Дэш выбрал для нее одну из полукровок, покладистую кобылу, зная, что Хани неопытна в верховой езде, себе же взял норовистого араба. Они поехали между холмов, солнце грело ей голову, и она чувствовала себя на вершине счастья. Дэш сидел в седле чуть ссутулившись, как человек, более привычный передвигаться верхом, нежели шагать по земле. Так они скакали некоторое время в доверительном
