Он набросил полотенце на плечи, зажав концы руками, и повернулся к Мередит:
– Мэри, никакого сломанного душа нет и в помине. Хани и я провели эту ночь вместе, а поскольку оба мы люди достаточно взрослые, то это не касается никого, кроме нас двоих.
В глазах Ванды сверкнуло злобное удовлетворение.
– Наконец-то твоя дочка увидела своими глазами, что за человек ее папочка!
Губы Мередит задрожали, потом она, с трудом разлепив их, проговорила:
– Папочка, я буду за тебя молиться. Я проведу остаток дня на коленях, молясь за твою бессмертную душу. Дэш сорвал с шеи полотенце.
– Проклятие, не трать зря времени! Мне совсем не нужно, чтобы кто-нибудь за меня молился.
– Нет, нужно. Тебе понадобятся все молитвы, какие только будут вознесены за твою душу. – Мередит перевела взгляд на Хани. – А вы! Да вы же просто оскорбление для любой женщины, ценящей святость своего тела. Это вы искусили его, совсем как те вавилонские блудницы!
Мередит угодила почти в цель, и Хани поморщилась. Но тут вперед шагнул Дэш.
– А теперь замолчи, – предостерегающе сказал он. – Ни слова больше!
– Но она такая и есть! Ведь она…
– Хватит! – взревел Дэш. И прежде чем Хани сообразила, что происходит, притянул ее к себе. Она ощутила слабость от вихря чувств, закруживших ее в ответ на его защиту. – Если хочешь остаться частью моей жизни, Мередит, тебе придется принять и Хани, потому что и она станет ее частью.
Хани, подняв голову, посмотрела на него.
– Никогда ее не приму, – горько сказала Мередит.
– Может, тебе следовало бы получше обдумывать свои слова, прежде чем захлопывать за собой много дверей?
– Об этом мне и думать не нужно, – ответила Мередит. – Ведь прими я эту низкую связь, она станет и моим грехом тоже!
– Решать придется тебе самой, – сказал он. Ванда выступила вперед:
– Мередит, вызови-ка нам лифт. Я приду через секунду.
Мередит явно еще не все сказала, но перечить матери у нее не хватило духу. Упорно не глядя на отца, она одарила Хани полным ненависти взглядом и вышла.
– Тебе непременно надо было притащить ее сюда, правда? – сказал Дэш, когда Мередит ушла. Ванда ощетинилась:
– Тебе не пришлось жить с ней! Ты был для нее отличным парнем, раз в несколько лет заявляющимся в город с чемоданами, полными подарков. А я была гадкой стервой, отсылавшей ее папочку обратно. Ей уже двадцать два года, и я устала жить под гнетом ее осуждения.
Его рот плотно сжался.
– Ладно, убирайся.
– Уже ухожу.
Она подтянула ремешок сумки на плече, и тут ее враждебность, казалось, несколько поутихла. Она перевела взгляд с Дэша на Хани и обратно. Потом покачала головой:
– Ты опять уже готов все испортить; не так ли, Рэнди?
– Не пойму, о чем ты.
– Каждый раз, как ты только-только начинаешь держаться на плаву, тут же обязательно делаешь что- нибудь такое, что все испортит. Сколько я тебя знаю, у тебя всегда бывало именно так! Как раз когда все для тебя начинает складываться удачно, тебе непременно удается все разрушить.
– Ты сошла с ума.
– Не делай этого, Рэнди, – тихо сказала она. – Хотя бы на этот раз не делай!
Между ними повисло тягостное молчание. Его лицо стало жестким, ее – печальным. Неловко потрепав его по руке, она оставила их одних.
Хани перевела взгляд с закрывшихся дверей на Дэша:
– Что она имела в виду? О чем это она?
– Не обращай внимания.
– Дэш!
Вздохнув, он выглянул в окно.
– Полагаю, она догадалась, что я собираюсь жениться на тебе.
У Хани запершило в горле.
– Жениться на мне?
– Ступай оденься, – жестко сказал он. – Нам надо успеть на самолет.
Он и словом не обмолвился о поразившем ее заявлении ни во время полета, ни даже после того, как они прибыли в Лос-Анджелес. В конце концов она оставила попытки разговорить его. На скоростной автостраде из аэропорта Дэш на чем свет стоит клял других водителей и нещадно подрезал их машины. Но
