Рейф, стоявший по другую сторону зала, видел, как Адель замерла на месте, любуясь праздничным убранством. Он знал, что Эстерволд был довольно бедным поместьем и его обитатели не могли позволить себе так богато украсить свой замок на Рождество, поэтому распорядился сделать зрелище еще более пышным, чем обычно. Теперь он сам с трудом узнавал свой огромный, похожий на пещеру зал.
Появившаяся в дверях Адель напомнила ему ангела, сошедшего на землю, и руки Рейфа до боли сжались в кулаки от желания обнять ее и защитить от враждебного мира. Он приложил все усилия, чтобы сделать это Рождество самым памятным в ее жизни… и вот теперь один-единственный клочок пергамента грозил свести все его старания на нет.
Рейф поднес руку к груди и нащупал сложенный листок, спрятанный под алой туникой. Ему еще предстояло решить, что с ним делать.
Сойдя с возвышения, Рейф направился ко входу в зал. Помня о присутствии гостей, среди которых, как ему было известно, находились шпионы короля, он ограничился тем, что слегка обнял Адель и по-дружески поцеловал ее в щеку; однако она была настолько очарована праздничной обстановкой, что даже не спросила его о причине столь сдержанного приветствия. Затем Рейф предложил Адель руку и повел ее к столу, который покрывала дорогая красная скатерть из камчатного полотна, украшенная гирляндами из лавра и остролиста.
– Как здесь красиво! – прошептала Адель ему на ухо. – Мне еще никогда не приходилось видеть такого богатого убранства. Рейф, дорогой, я знаю, ты хотел доставить мне удовольствие, и тебе это удалось. Я не забуду этого Рождества до конца своих дней.
Что правда, то правда, подумал он про себя, украдкой пожимая ей руку и через силу изображая радость, которой больше не чувствовал.
– Да, любимая, я хотел доставить тебе удовольствие, – отозвался он тихо, краешком глаза наблюдая за сидевшими поблизости гостями. «Будь осторожен», – напомнил он себе, радушно улыбаясь одному из них, косоглазому дворянину по имени д’Исиньи.
– Меня удивляет, что все это произрастает в твоих владениях, – заметила Адель, обнаружив среди гирлянд вечнозеленые растения, которых никогда не видела прежде.
– Фордем состоит отнюдь не только из вересковых пустошей, – пояснил Рейф, сделав знак слуге наполнить их кубки вином. – Когда-нибудь я сдержу свое давнее обещание и отправлюсь вместе с тобой на прогулку по окрестностям. Поверь, тебе предстоит увидеть еще много интересного…
Адель улыбнулась и притянула к себе его руку, до такой степени преисполненная счастьем, словно их утренней ссоры вообще не было. Она взглянула с надеждой на разношерстный люд, собравшийся за столами, быстро распознав среди них менестрелей по небольшим арфам, висевшим у них за спинами, и разноцветным туникам из красной, зеленой и желтой материи. В числе гостей был также священник, чья убогая, заляпанная грязью сутана выдавала в нем одного из путешественников, застигнутых метелью. Присмотревшись, Адель заметила за столами тяжеловооруженных воинов, монаха нищенствующего ордена и дородного купца, который только что осушил полную кружку эля.
Из гостей лишь двое дворян сидели рядом с ними за господским столом, и Адель была представлена им, как того требовали приличия. Хотя их дорожные одежды выглядели такими же мокрыми и грязными, как и у остальных, эти знатные господа считали ниже своего достоинства смешиваться с простолюдинами, которые, сидя внизу, обменивались солеными остротами. Присмотревшись к тунике дворянина, который был помоложе, Адель, к своему изумлению, обнаружила там вышитый королевский герб. В спешке она пыталась вспомнить его имя – может, это Обри Феррерс из графства Дерби? Когда она спросила Рейфа о том, какое положение занимает этот человек при дворе, тот только хмыкнул в ответ, и Адель предпочла воздержаться от дальнейших расспросов.
Неожиданно шум голосов смолк. Поднявшись с места, священник благословил всех собравшихся под гостеприимным кровом и пожелал им счастья в дни святого праздника. Как только благословение было произнесено, обстановка в зале заметно оживилась. Трое менестрелей выступили вперед и, поклонившись хозяину и хозяйке замка, запели рождественский гимн, простые слова которого должны были напомнить всем присутствующим о том, что это время года означало нечто гораздо большее, чем просто разукрашенные ветки остролиста и полные желудки.
Повар внес в зал первый поднос с сочным дымящимся мясом и торжественно обошел ряды пирующих. Артур, который выступал впереди процессии, остановился перед господским столом и поклонился, после чего трижды ударил о пол жезлом – в честь Троицы, а также для того, чтобы дать сигнал слугам с кухни подавать остальные блюда. Сразу же последовала бесконечная вереница чаш и подносов, которые с гордостью проносили по залу, прежде чем предложить хозяину замка и его гостям. Стол буквально ломился от яств. Наконец слуги принесли кабанью голову, на лоснящейся поверхности которой все еще пузырился и с треском лопался жир. Со стороны собравшихся раздались дружные аплодисменты, поскольку теперь их ужин стал настоящим рождественским пиром, и все тут же с жаром принялись за еду. Самой Адель никогда не нравился вид кабаньей головы, нафаршированной дикими яблоками со специями и обложенной на подносе зеленью, хотя она и знала, что это блюдо было неотъемлемой частью торжества.
Пока они ели, двое дворян за их столом вежливо расспрашивали о здоровье Адель и о том, какое место она занимает в замке, но ее ответы по большей части тонули в шуме, наполнившем собой просторное, похожее на пещеру помещение.
Жареные каплуны в бордовом винном соусе, огромная рыба с позолоченной чешуей, приправленные пряностями мясные и рыбные паштеты и начиненные олениной пироги с хрустящей корочкой – все это по очереди вносилось в зал, представляя собой такой богатый выбор, какого ей еще никогда не случалось видеть прежде. Адель делила поднос с Рейфом, который давал ей попробовать то одно, то другое блюдо, добавляя ложкой острые или сладкие соусы и наполняя вином ее кубок, однако с каждой минутой в душе у нее росло ощущение тревоги. Поначалу ей было трудно определить источник беспокойства, поскольку Рейф вполне дружелюбно беседовал с гостями, заботливо ухаживал за ней и подкладывал себе на тарелку еду с разных подносов, но со стороны почему-то казалось, что мыслями он далеко отсюда. Когда он аплодировал менестрелям или хвалил искусство повара, то делал это скорее по обязанности, чем от души.
В тот вечер Рейф выглядел особенно привлекательным в своей ярко-красной тунике и с золотой цепью на шее – с ног до головы хозяин замка, чья радушная улыбка приглашала всех разделить с ним торжество. Однако улыбались только его губы, взгляд же оставался мрачным и озабоченным. Адель знала его достаточно хорошо, чтобы распознать за видимой учтивостью настоящего Рейфа де Монфора. Неужели эти дворяне явились сюда, чтобы заручиться его обязательством встать на сторону короля? А может, они привезли с собой еще более тревожные вести?
Танцев не последовало, однако Адель и не возражала, поскольку ее праздничное настроение было омрачено скрытым напряжением, проступавшим за видимым благодушием Рейфа. Среди путешественников, нашедших приют в Фордеме, оказалось несколько бродячих акробатов, которые принялись кувыркаться посередине зала, развлекая собравшихся в благодарность за кров и еду. К несчастью, их искусство становилось все примитивнее с каждой выпитой кружкой эля и под конец превратилось в низкопробный
