Это настоящий кошмар.
Мэтт бессильно ссутулился.
В углу громко тикали напольные часы. Молчание затянулось, становясь все более неловким, но Нили, похоже, не обращала внимания на подобные пустяки.
— И это все? — осведомился он.
— Пожалуй.
И тут Мэтт слетел с катушек. Черт побери, она должна чувствовать к нему нечто большее, чем благодарность, иначе и близко не подпустила бы к тем горячим влажным местечкам, которыми он завладел!
Он упрямо выдвинул, подбородок. Переложил младенца поудобнее и посоветовал:
— Подумай хорошенько.
Она приподняла брови. Коснулась ожерелья кончиками пальцев.
— Больше ничего на ум не приходит.
Мэтт вздрогнул как ужаленный.
— А мне приходит! Я люблю тебя! А если тебе это не по душе, тут уж ничего не попишешь!
Малыш недовольно мяукнул. Глаза Нили широко распахнулись.
— Ты меня любишь?
Он ожидал, что на ее лице расцветет улыбка, а выражение глаз смягчится. Но Нили почему-то охнула, словно громом пораженная.
Кретин!
Мэтт сунул ребенка под мышку и двинулся к ней.
— Прости. Нужно было совсем не так… просто… здесь ужасно жарко. Может, отопление испортилось? Я мог бы взглянуть, что с ним неладно…
Господи, что он мелет? Вспомни, Мэтт Джорик, ведь ты всю жизнь провел в окружении женщин! Считал себя тонким знатоком их психологии. Почему же растерянно несешь чушь именно в ту минуту, когда необходимо открыть ей душу?
Множество эмоций сменяли друг друга на лице Нили, но даже за миллион долларов Мэтт не сумел бы определить, о чем она думает Наконец она откинулась на спинку кресла, скрестила длинные ноги и сложила пальцы домиком.
— Когда же к тебе пришло это поразительное и, должна признаться, неприятное озарение?
— В воскресенье.
Ноздри ее породистого носа гневно раздувались.
— В прошлое воскресенье?
Не вопрос. Скорее начало обвинительной речи.
— Да. И оно не было неприятным.
Вопли малыша становились громче, и Мэтт начал его укачивать.
— Значит, ты понял это только два дня назад?
— Но это не значит, что я не любил тебя все это время, — попытался оправдаться Мэтт. Голос его дрожал и прерывался. — Я давно люблю тебя.
— Вот как… понимаю.
Она встала и направилась к Мэтту. Не для того, чтобы, как он надеялся, упасть к нему в объятия. Просто взяла у него ребенка. Этот миниатюрный Бенедикт Арнольд[44] , похоже, был более чем счастлив покинуть нового друга и переметнуться на вражескую сторону.
— Судя по твоему виду, открытие не принесло тебе радости, — заметила Нили. Мальчик намотал на кулак жемчужины с «Мэйфлауэра» и сунул в рот.
— Я счастлив! Вне себя от восторга!
Тонкие брови снова взметнулись вверх.
Пропади все пропадом! Он зарабатывал себе на жизнь, складывая слова в определенном порядке! Почему же эта способность сейчас изменила ему? И хотя все в Мэтте протестовало против такой несправедливости, он отчетливо сознавал: пришло время платить по счетам.
— Нили, я люблю тебя. Прости, что так долго не понимал этого, но теперь все будет по-другому. То, что между нами было, — вещь слишком редкая и драгоценная, чтобы отказываться от нее… лишь потому, что я был ослом.
Но Нили безразлично пожала плечами.
— И для того, чтобы выказать всю глубину своих чувств, ты решил появиться на Си-эн-эн и рассказать обо мне всему свету? Разве это не так?
— Я блефовал. Ты не отвечала на мои звонки, помнишь? Я должен был привлечь твое внимание.
— Моя ошибка. И что ты предполагаешь делать со своими новообретенными чувствами?
— Жениться на тебе, что же еще?
— Вот как?
Ребенок увлеченно кусал жемчужины. Мэтт с удовольствием последовал бы его примеру… прикусить ее нижнюю губу… мочку уха… сосок…
Он едва не застонал. Нашел время думать о женской груди!
— Так как же?
— Что именно?
— Ты выйдешь за меня?
Судя по ледяному взгляду, Нили нуждалась в веских доводах в пользу их брака. Очевидно, на смену эмоциям должна прийти безупречная логика.
— Ты, вероятно, посчитаешь это мезальянсом, поскольку я в отличие от тебя не аристократ. Но мне кажется, настала пора немного обновить генофонд Личфилдов. Разбавить их поистощившуюся кровь горячей кровью восточноевропейского крестьянина.
— А уж потом вступить в борьбу за «Тройную корону»[45] ?
Мэтт прищурился. Интересно, что тут происходит?
Нили молча ждала, пока Мэтт, наклонив красивую голову, изучал ее, словно бактерию под микроскопом. Сердце щемило так, что она с трудом сохраняла самообладание. Неужели он действительно считает, что она поверит этому наспех сляпанному объяснению в любви и примет жалкое подобие предложения?
Как она ошибалась, пытаясь навсегда изолировать от него девочек! Знала ведь, как он их любит, пусть и делает вид, что ему все безразлично! Но в жизни не подумала бы, что он зайдет так далеко в своих попытках вернуть их! Дошел до такого отчаяния, что даже жениться предложил! Он даже не понимает, что мог бы с легкостью отнять у нее девочек. Ведь он их опекун, а процедура удочерения еще не закончена. Достаточно было сказать, что он передумал. Но Мэтт для такого слишком благороден.
У Нили ослабели ноги. Позволит ли ему чувство чести жениться на нелюбимой женщине лишь для того, чтобы получить детей обратно?
Как болит голова…
А что, если это правда? Что, если он в самом деле ее любит?
Одно ясно: несмотря на все ночи, которые она провела с дурацкой футболкой Мэтта под подушкой, несмотря на все рыдания под пение Уитни Хьюстон, она уже не та исстрадавшаяся по простым человеческим чувствам женщина, когда-то ставшая женой Денниса Кейса, человека, отвернувшегося от нее едва ли не в первую брачную ночь. За последний год Нили поняла: она заслуживает лучшего, и теперь ничто не заставит ее вымаливать любовь у мужчины. Если Мэтт Джорик томится по ней, придется ему найти лучший способ дать ей это понять.
— Нили, я знаю, что снова все испортил, но…
— «Испортил» — не то слово. — Она взглянула на часы, поднялась и пошла к выходу. — Извини, мне нужно работать.
Мэтту ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.
— Может, я поеду с тобой? Лишний материал об избирательной кампании не помешает.
Кампания не нуждалась ни в каких лишних материалах, и оба это знали.
Они вышли в коридор.
— Боюсь, это невозможно.