этом. Но та же сила, что заставила ее спрыгнуть с обрыва, теперь заставляла ее произносить эти слова.
Тяжелое молчание длилось почти вечность. И когда он наконец заговорил, Молли остро почувствовала его жалость.
— Нужно скорее выбраться из воды и согреться.
Он отвернулся и погреб к берегу. Она все же заплакала и поэтому не двинулась с места.
Кевин добрался до мелководья и, не выходя из воды, оглянулся. Вода доходила ему до пояса.
— Нужно выйти, Молди, — мягко позвал он. — Скоро стемнеет.
Ее ноги окончательно онемели, но холод не дошел до сердца. Рана, начавшая было заживать, открылась вновь. Ей хотелось уйти под воду с головой и больше не показываться на поверхность. Судорожно всхлипнув, она прошептала то, о чем поклялась никогда не говорить:
— Тебе наплевать, верно?
— Ты зря стараешься затеять ссору, — мягко заметил он. — Пойдем. У тебя зубы стучат.
Слова с трудом пробивали дорогу сквозь стиснутое слезами горло.
— Я знаю, тебе все равно. И даже тебя понимаю.
— Молли, не терзай себя.
— У нас была маленькая девочка, — бормотала она. — Я попросила их сказать мне.
Крошечные волны с тихим шелестом лизали берег. Его негромкий ответ долетел до нее по гладкой поверхности воды:
— Я не знал.
— Я назвала ее Сарой.
— Ты устала. Сейчас неподходящее время для таких разговоров.
Молли покачала головой. Взглянула на небо и сказала правду — не для того, чтобы обличить его, а просто желая объяснить, почему он никогда не поймет, что она испытала:
— Ее смерть ничего для тебя не значит.
— Я не думал об этом. В отличие от тебя для меня ребенок не был чем-то реальным.
— Была! Не был, а была! Это девочка!
— Прости.
Несправедливость собственных нападок оглушила Молли. Зачем она так? Он не виноват в том, что не разделяет ее страданий! Ну конечно, ее малышка для него — понятие абстрактное. Он не тащил Молли в свою постель, не хотел детей, не носил в себе другую жизнь.
— Это ты меня прости. Я не хотела кричать на тебя. Последнее время просто не могу справиться с собой. — Дрожащей рукой она откинула со лба прядь мокрых волос. — Я больше не буду об этом. Даю слово.
— Пойдем, — позвал он.
Неуклюже шевеля замерзшими ногами, она поплыла к берегу. Кевин тем временем выбрался на невысокий плоский валун и, схватив ее за руку, притянул к себе. Молли пошатнулась и упала на колени — дрожащее, жалкое существо, несчастная развалина, — Я хотя бы кроссовки сбросил, прежде чем нырять, — попытался пошутить Кевин — Твои же босоножки слетели, когда ты вошла в воду. Я бы успел их поймать, но от шока и двинуться не мог.
Камень еще хранил дневное тепло, оно проникло сквозь мокрые шорты.
— Не важно. Они у меня самые старые.
Ее последняя пара от Маноло Бланикса. Учитывая нынешнее состояние финансов, придется заменить их резиновыми «вьетнамками».
— Завтра купишь новые в городе, — пообещал Кевин, вставая. — Нам лучше вернуться, пока ты не простудилась Давай шевелись. Я догоню тебя, как только спасу свои кроссовки.
Он стал снова взбираться в гору. Молли, обхватив плечи руками, механически переставляла ноги и старалась не думать ни о чем. Очень скоро Кевин догнал ее. Футболка и шорты облепили его тело. Можно представить, как выглядит она сама!
Некоторое время они не разговаривали.
— Дело в том…
Не дождавшись продолжения, она взглянула на него:
— В чем?
Кевин неловко поморщился. Вид у него был встревоженный.
— Не важно. Забудь.
Окружающий лес наполнился таинственными ночными звуками.
— Забуду.
Кевин перекинул кроссовки из левой руки в правую…
— После того как все кончилось, я просто… просто не позволял себе думать об этом Молли понимала, но от этого одиночество казалось еще более невыносимым.
Кевин явно колебался. Странно. Молли к такому не привыкла. Он всегда казался таким уверенным в себе.
— Как по-твоему… — начал он и, неловко откашлявшись, выдавил:
— Какой бы она выросла… Сара?
Сердце Молли сжалось. Новая волна боли захлестнула ее, но уже не такая острая, как прежде. Скорее, жгучая, как йод, налитый на порез. К своему удивлению, Молли осознала, что все еще может дышать, что ноги способны двигаться.
Она услышала, как цикады начали свою вечернюю трескотню. В листьях прошуршала белка.
— Ну… — Она содрогалась в ознобе и не могла понять, что за звук вырвался из горла: то ли сдавленный смех, то ли запоздалый всхлип. — Ослепительной, если бы пошла в тебя. — Грудь знакомо заныла, но Молли не боролась, а приветствовала ее, радостно впитывая. — И невероятно умной, если бы уродилась в меня.
— И отчаянной. Думаю, сегодняшний день это доказал как нельзя лучше. Ослепительной, вот как? Хм… что ж, спасибо за комплимент.
— Можно подумать, ты сам не знаешь.
На сердце немного полегчало. Молли вытерла позорно подтекавший нос ладонью.
— А вот с чего это ты такого высокого мнения о своем уме?
— С отличием окончила Северо-Западный. Как насчет тебя?
— Скажем так: получил диплом.
Молли улыбнулась:
— Знаешь, я никогда не послала бы Сару в летний лагерь.
Кевин согласно кивнул:
— А я в жизни не заставил бы ее ходить летом каждый день в церковь.
— Да, по-моему, это слишком.
— И девять лет каникул в лагере тоже.
— А вдруг она выросла бы неуклюжей и не слишком способной?
— Только не Сара.
Крохотный ручеек тепла проник в душу.
Кевин замедлил шаг. Поднял голову. Сунул руку в карман.
— Наверное, ей просто время не пришло родиться.
Молли вздохнула и прошептала в ответ:
— Наверное.
Глава 11
— А вот и помощники! — прокудахтала Курица Силия. — Напечем кексов, пирожных и тортов с кремом!
Молли поставила принесенный Кевином будильник на половину шестого, и к семи часам но большому дому распространился аромат булочек с ежевикой. На буфете в столовой высилась стопка бледно-желтых фарфоровых тарелок с рисунком в виде листочка в центре. Темно-зеленые салфетки, графины для воды из прессованного стекла и
