Ложь

180. В полдень я пригласила Мег прогуляться возле скал, которые возвышаются за Холмом Саттера.

Гуляем мы там нечасто, ведь год от года океан все больше подмывает берег. Это место всегда было общедоступным, и это вторая причина, по которой мы теперь редко туда ходим. За последние десять лет окружные власти начали продавать землю частным владельцам, и сейчас там выросло как минимум шесть громадных домов — все с громадными окнами, глядящими на океан и предоставляющими сказочные возможности шпионить за нарушителями.

Сперва Мег не хотела оставлять Майкла. Ведь это означало уйти надолго — на час или даже больше, — а вдруг она ему понадобится?

Но я об этом подумала. Позволила себе заранее поговорить с Бэби Фрейзьер, и она с превеликим удовольствием согласилась побыть с ним. Немножко даровых сигарет и выпивки. Приятное ощущение собственной нужности.

Мы взяли с собой сумки; в моей лежали фотографии и фотокамеры, блокноты и карандаши, бинокль и определитель птиц — как будто у нас просто экскурсия. В сумке у Мег было вино и пластиковые стаканчики, крем от загара (чтобы мазать чувствительный нос), две-три пачки «Дюморье» и спички, словно она боялась, что мы там застрянем и будем не один день скитаться в диких скалах у собственного порога.

О плотном конверте, который тоже втиснула в сумку, я, конечно, словом не обмолвилась. Решила повременить.

В том месте, где океан выгрыз в береге самую глубокую полость, образовался выступ, открытый всем ветрам. Вид оттуда, со стофутовой высоты, поистине впечатляет. Скалы внизу черные, всегда в клочьях пены, а гул прибоя, устремляющегося в каверну, звучит едва ли не симфонией.

До этого выступа мы добрались примерно в полпервого, сели на траву, разулись, и, прежде позволив Мег осушить два стаканчика вина, я начала разговор:

— Хочу кое-что тебе прокрутить. На этом вот маленьком плеере. Другого, увы, нет. Ты сумеешь расслышать, даже на таком ветру. Качество звука не имеет значения. Главное — что именно сказано.

— Там музыка, да? Предупреждаю, определенного типа музыка вызывает у меня отвращение.

— Кое-кто называл это музыкой. Но не я. У меня другое название — надеюсь, правильное: своего рода сказка или басня.

На лице у Мег отразилось насмешливое удивление, потом она улыбнулась.

— Помнишь, что говорила старая миссис Ганнисон, когда мы, гадкие дети, рассказывали гадкие анекдоты? Она говорила: вы сущее наказание! Так вот ты, Несса, по-прежнему сущее наказание, если привела меня сюда слушать сказку.

— Ты готова?

— Разумеется.

— Сперва обещай мне одну вещь.

— Ладно, но только одну.

— Ничего не говори, пока не дослушаешь до конца.

— Хорошо. Раз ты так хочешь.

— Да, хочу.

— Не возражаешь, если я закурю?

Она ждала, что я отвечу так, как отвечала всегда, еще с конца 40-х: мне плевать, если ты сгоришь. Но я не могла повторить эту фразу. И сделала вид, будто не слышу.

181. Однократное прослушивание заняло десять минут — не считая повторов.

Я сидела, обхватив руками колени и глядя на океан. Мег полулежала, вытянувшись на боку, а посредине пленки, когда впервые прозвучало ее имя, на миг легла на спину, потом резко села и откупорила вторую бутылку вина.

Когда пленка кончилась и я выключила плеер, настала короткая пауза, и лишь через секунду-другую Мег взяла бутылку и молча налила мне вина.

Мы все еще не произнесли ни слова.

Мег вздохнула. Встала. Подошла к обрыву и бросила вниз сигарету — не потушенную, — вернулась, села, посмотрела на меня и сказала, ровным голосом, без всяких эмоций:

— Где ты ее взяла? У кого?

— Не скажу. И думаю, ты понимаешь почему.

Она не ответила. Потом спросила:

— Меня посадят?

— А ты как думаешь?

— Думаю, посадят. Только… сейчас мне под арест нельзя… пока Майкл жив. — Она опять вздохнула. — Может, тебе удастся убедить этого человека — кто бы он ни был — подождать недели две? К тому времени Майкл умрет. Считай это вроде как обещаньем, Несса. Две недели.

Я сказала, что отсрочка не в моей власти — если я не узнаю подробности.

— Подробности? Какие подробности? Я убила его. Вот и все подробности.

— Нет. Я хочу знать, почему ты это сделала.

— О-о.

Ни удовольствия, ни досады. Только удивление.

Она налила себе еще вина и выпрямилась, сидя в траве, — спина прямая как свечка, ноги раздвинуты, среди складок сшитой на заказ юбки расположились стаканчик с вином и сигареты. Сегодня она тоже надела одну из Майкловых рубашек. Аккуратную, чистенькую. Ослепительно белую. Галстук тоже был его, армейский — синий, с широкой зеленой полосой.

— Ладно, — сказала Мег. — Слушай.

182. Вот что рассказала Мег.

— По причинам, которые ныне отошли так далеко в прошлое, что нет никакого смысла о них вспоминать, Ванесса, у Майкла случился нервный срыв. Полагаю, по милости этих замечательных эвфемизмов — переутомления и стресса. В общем, не важно почему, но факт тот, что у него случился нервный срыв. Это не история жизни Майкла, я рассказываю историю его смерти, а началась она в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году в Монреале, в Мемориальном институте Мейкина. Институт этот построен в тысяча восемьсот семидесятые и похож на готические кошмары, какие рисует Чарлз Аддамс[49]. Чтобы добраться до парадной двери, надо одолеть сотню ступенек, которые зимой никогда не чистят от льда. Там и башня есть, у этого жуткого сооружения, — до сих пор воочию вижу ее, стоит только закрыть глаза.

Так вот, у Майкла случился нервный срыв, и кто-то — не помню, кто именно, — посоветовал обратиться в Институт Мейкина, где работал некий доктор, настоящий чудодей в области психиатрии. Звали его Аллан Поттер. Доктор Аллан Поттер.

У Аллана Поттера был, впрочем, один недостаток. Но его как бы и не замечали, ведь доктор добился огромных успехов, снискал множество похвал — стоит ли порицать такого человека за мелкий изъян? А назывался этот изъян — честолюбие. Необузданное честолюбие. Поттер жаждал удивлять мир своими несчетными теориями, своими проектами, своими экспериментальными методиками и просто не знал, где бы еще раздобыть денег на их финансирование.

Однако нашлись люди, которые, прослышав о докторских амбициях и о потребности в деньгах, решили соединить его амбиции со своими. Тут-то и появляется злодей — один из первых в длинной череде. ЦРУ.

Нет-нет, не перебивай. Сочувствия мне не требуется, обойдемся без твоего кудахтанья. ЦРУ есть ЦРУ. И никуда от этого не денешься.

С одной оговоркой: ЦРУ — ваша организация, штатовская, а не канадская. И, по идее, в нашей стране она присутствовать не должна. Но присутствует. И присутствовала, поскольку в лице Аллана Поттера и пациентов Мемориального института Мейкина в далеком канадском Монреале нашла отличного