легко поднял калеку, посадил в седло и, отойдя к столбу, взял свободный конец лонжи. Калека крепко ухватился руками за петли седла.
— Жильбер, дитя мое, вальс!
Жильбер заиграл цирковой вальс. Мать, отойдя к столбу и пощелкивая шамбарьером, стала гонять лошадь по кругу.
— Ап! Ап! — восклицала мадам Лорано.
Лошадь была хоть и старая, но еще довольно крепкая. Она сразу пошла манежной рысью. Гусар, держась вытянутыми руками за петли седла, был похож на сидящую лягушку. Его трясло и швыряло, но, напрягаясь, он все же умудрялся сохранить устойчивость.
— Но, Лизетта! Но! Но, маленькая! Щелкайте, мама, громче! — командовал он.
Мадам Лорано защелкала, Жильбер играл вальс. Лошадь пошла крупной рысью.
— Внимание! — крикнул Марсель внезапно.
Жильбер перестал играть. На площадку грохнулась тишина.
Марсель медленно выжал туловище на руках и стал на голову, подняв кверху свой безногий зад.
Тишина разрушения стояла вокруг. Развалины покинутой деревни Прюнэ, почти вплотную подступавшие к площадке, пустыми глазами смотрели на обломок человека, которого астматическая Лизетта уже несла манежным галопом.
Лошадь сделала круг, другой, третий.
— Браво, Марсель! Браво, мой маленький! — наперебой повторяли отец и мать.
Мсье Лорано бросил многозначительный взгляд на нас с Лум-Лумом, как бы желая сказать: «Видали? Каково?»
— Парень с яблоками! — в восторге сказал Лум- Лум. — Люблю таких! Ты — артист! Настоящий артист! И больше ничего.
Мы не успели заметить, в какой миг лошадь как бы вышла из-под калеки и он повис в воздухе. Лонжа поддержала его, вовремя затянутая рукой отца. Но у безногого не было равновесия. Туловище, подвешенное за пояс, опрокинулось головой вниз.
Надо было поскорей взять калеку на руки и опустить на землю. Это могла сделать мать — ей было ближе, — но она растерялась.
— Дура! — крикнул отец и побежал сам, но от этого резко удлинилась лонжа и туловище полетело вниз.
Оно было уже у самой земли, когда усач стал быстро натягивать лонжу. Марсель взлетел вверх, беспомощно болтая руками.
— Да иди же, наконец, дура! — кричал отец.
Только тогда мать бросила корду и шамбарьер и, взяв на руки безногое туловище, бережно опустила на траву.
Калека лежал, закатив глаза, бледный. Однако он скоро пришел в себя.
— Легкий обморок! — сказал он, приподымаясь.
Он сел, выкурил сигарету и скомандовал:
— Повторить!
— Повторить! — сказал вслед за ним отец.
— Нельзя бросать работу на неудаче! Повторить! — покорно согласилась мать.
Упражнение было повторено. Марсель снова был посажен в седло и снова погнал свою Лизетту, снова защелкал бич, снова зазвучал жиденький вальс, снова кобыла пошла крупной рысью, снова был повторен сигнал «внимание», и в напряженной тишине калека снова взвился на руках, головой вниз.
Когда занятия были окончены и мы возвратились в дом, гусар возбужденно прыгал на своих утюгах.
— Ты понимаешь?! — выкрикивал он. — Номер задуман так: я выезжаю на арену прямо из конюшни в полном жокейском костюме и притом национальных цветов: синий картуз, белый камзол, красные рейтузы. Я выезжаю при ногах — я скоро получаю ноги. Сижу в седле — ноги в стременах, путлища под шенкелями. Лошадь идет рысью. Я становлюсь на голову, как было показано только что, — и на ходу: «Внимание! Маэстро, дробь!» Я сбрасываю ноги! Сначала одну, потом другую. Они в рейтузах и лакированных ботфортах и отлетают в стороны. Я остаюсь как есть — человек с задом. Я сбрасываю камзол — и под ним гусарский доломан и орден! Трюк? А?
— Трюк! — признал я.
— Клянусь тебе, замечательные люди! — говорил Лум-Лум, когда мы шли домой.
Он восторгался всю дорогу.
— Особенно этот гусар! Ты ведь знаешь, старик, я никогда не любил кавалеристов: они хвастуны! Но этот… Он истинный герой! Он настоящий солдат. Он задирает зад кверху и говорит Германии: «А это видала?»
Через минуту Лум-Лум продолжал:
— А родители?! Возьми родителей! Это родители героя! О, они смело могут ждать меня к себе в гости еще раз! А слепой?! Он играет польку не хуже, чем эта тыква Жалюзо, который считается горнистом самого командира полка.
Восторг бил из моего друга ключом.
— Заметь: они не хотели ничего взять с нас за вино! — несколько раз повторял он.
Во взводе наш рассказ о циркачах был выслушан без особого интереса. Миллэ, вскинув сухой подбородок, сказал, что я напрасно продолжаю называть безногого гусаром. Миллэ любил точность во всем.
— Раз нет ног, то это даже не половина гусара, — сострил он.
— Ты прав, вонючий шакал, — отозвался Лум- Лум. — Гусар, который потерял ноги, потерял все. Если ты, например, потеряешь ноги, будет то же самое: ты потеряешь все. Вот если тебе оторвут голову, никто ничего не потеряет, понял? Тут говорят про истинного героя, а ты остришь! По-моему, этот парень герой! Он не то что славный тип, он — герой! Понимаешь ты это?
Через несколько дней, накануне смены, Лум-Лум попросился в ночную разведку. Он вернулся с большой охапкой полевых маков. Маки росли вплотную у немецкой линии.
— Это для твоей красотки? — спрашивали все во взводе.
— Лум-Лум женится, ребята!
— Мальчик или девочка? — посыпалось со всех сторон.
— Ты разживись табаку, Самовар, — сказал мне Лум-Лум, — а я вот им цветы отдам.
Я не понимал, в чем дело. Он буркнул:
— К циркачам-то пойдем? А? Неловко с пустыми руками…
Мы стали ходить к циркачам часто. Лум-Лум сделался у них своим человеком. Особенно близко сошелся он с безногим.
Однажды с нами пошел Бейлин.
— Вы говорите, там есть пианино? Идем!
Едва войдя в дом, он сел за инструмент и стал играть Бетховена.
Слепец сидел неподвижно. Он слегка поднял голову и вытянул вперед левую руку, как бы боясь упасть. Он точно нащупывал дорогу в испугавшей его грозе.
Игра Бейлина подействовала на всех Лорано. Мать закрыла лицо руками. Отец, насупившись, крутил усы, а безногий застыл, положив голову на руки.
Бейлин, захлопнув крышку пианино, встал и, не оборачиваясь, ни на кого не глядя, как лунатик, направился к двери. Мы опомнились, когда он был уже у ворот.
Бейлин не слышал, как я объяснял ему, что невежливо так уходить.
— Надо его извинить, — сказал я, — он недавно вернулся из госпиталя после тяжелой контузии.
Вечером Лум-Лум ругал Бейлина.
— Ну чего мне там было оставаться? — хмуро объяснил тот. — Я не люблю инвалидов! Насмотрелся в госпитале, хватит! Посоветуйте ему, этому вашему наезднику, он может выгодно использовать свой зад! Верный путь к богатству!
