— Так, про пространство, время и всякие такие штуки, — тут я сделал ужасную ошибку, — и про свет.
— О! — она тут же прекратила писать. — И что там про свет?
Мне тут же стал тесен воротник; в конце концов, свет и тень были Анниной епархией.
— Ну, один парень по имени Эйнштейн открыл, что ничто не может двигаться быстрее света.
— А-а, — сказала Анна и вернулась к своим записям.
Неожиданно она бросила через плечо:
— Это неправда!
— Да ну? Что ж ты сразу не сказала?
Стрела прошла мимо цели.
— Не знала, что ты там читаешь, — парировала она.
— Очень хорошо. Тогда расскажи мне, что же движется быстрее света.
— Тени.
— Не может быть, — возразил я, — потому что свет и тени достигнут пункта назначения одновременно.
— Почему?
— Потому что тени делает свет, — я уже начал слегка запутываться. — Смотри, тень появляется там, где есть свет. Тень не может попасть туда раньше, чем свет.
Минут пять она переваривала эту информацию. Я успел вернуться к книге.
— Тени движутся быстрее. Я тебе покажу.
— Это стоит увидеть. Приступай.
Она соскочила со стула, надела пальто и дождевик поверх него и взяла большой фонарь.
— Куда мы идем?
— На кладбище.
— Там дождь льет как из ведра и темно хоть глаз выколи.
Она помахала мне фонариком:
— Я же не могу показать тебе тень, если не будет света, правда?
Снаружи и правда было темно, как у кошки в желудке. Дождь не лил, а стоял стеной.
— Зачем мы идем на кладбище?
— Потому что там длинная стена.
Дорога, шедшая мимо кладбища, никуда, собственно, не вела, и была ограничена железнодорожным забором с одной стороны и высокой кладбищенской стеной — с другой. Освещалась она довольно плохо, и, как я надеялся, никто по ней особо не ходил. Дойдя до середины стены, мы остановились.
— Что теперь? — спросил я.
— Встань тут, — показала она, и я встал посреди дороги футах в тридцати от стены.
— Я пойду туда, — продолжала она, — и буду светить на тебя фонариком. Смотри на свою тень на стене.
С этими словами она растворилась во тьме. Потом неожиданно вспыхнул свет, и туманный луч стал рыскать вокруг, пока не наткнулся на меня.
— Готов? — закричала тьма.
— Да, — заорал я в ответ.
— Видишь свою тень?
— Нет.
— Я подойду поближе. Скажешь, когда.
Фонарь подплыл ближе, не выпуская меня из луча света.
— Вот так вижу! — закричал я, различив смутные очертания своей тени у дальнего конца стены.
— Теперь смотри на нее.
Она шла по тропинке параллельно кладбищенской стене, футах в двух дальше от нее, чем я. Я вперил взгляд во тьму, наблюдая за своей тенью. Она довольно быстро приближалась ко мне, явно быстрее, чем шла Анна. Проходя мимо меня, она замедлилась, а потом снова набрала скорость. Анна уже шла обратно, все еще держа меня в луче. Поравнявшись со мной, она спросила:
— Ну что, видел ее?
— Ну да, видел.
— Быстро двигается, правда?
— Да, точно. Как ты это узнала?
— Машины. Фары на машинах.
Я согласился, что моя тень двигалась быстрее, чем шла Анна, но, конечно, не быстрее света, и сказал ей об этом. Ответа я не получил. По прыгавшему по стене пятну света я понял, что она где-то далеко. Внешний эксперимент завершился, но внутренний все еще продолжался.
Я взял ее за руку и сказал:
— Да ну его. Кроха, пойдем лучше к мамаше Би и перехватим по чашке чаю и чего-нибудь пожрать.
По дороге мы встретили Салли.
— Ты что, спятил? — возмутилась она. — Куда потащил ребенка в такую поганую ночь?
— Не я потащил, — возразил я. — Потащили меня.
— Ох, — сказала Салли. — Что, опять?
— Ага. Пошли с нами, выпьем чаю у Мамаши Би.
— Подходяще, — согласилась Салли.
Я как раз доедал пирог со свининой, когда Аннин внутренний эксперимент подошел к концу.
— Солнце, — сказала она. — Оно как фары у машин.
Подумав несколько секунд, она ткнула в меня вилкой, к которой покамест не притрагивалась.
— Ты, — заявила она, — ты будто земля… А стена… Стена в сквиллионе миль отсюда, но это только воображаемая стена.
Тут она окончательно вернулась и впервые заметила Салли.
— Привет, Сэл, — улыбнулась она ей.
— Привет, Кроха, — ответила Салли. — Как дела?
Анна взглядом пригвоздила меня к месту.
— Солнце делает тень земли на стене — на воображаемой стене.
— Ну, — возразил я с некоторым сомнением. — на твоем месте я не был бы так уверен.
— Ну, так может быть, — улыбнулась она. — У тебя в голове так может быть. Если Земля двигается вокруг Солнца, а тень двигается по стене, которая…
— В сквиллионе миль от нее, — закончил я за нее.
— Как быстро, — ухмыльнулась она, — тень будет двигаться по стене?
Она вонзила вилку в мясной пирог и для пущей наглядности обвела им у себя вокруг головы, чтобы проиллюстрировать, как именно Земля движется вокруг Солнца. Склонив голову набок, она с лукавой улыбкой стала ждать, что же я на это отвечу.
С ответом я не торопился. Я не собирался выдавать что-нибудь вроде «сквиллион миль в секунду», по крайней мере, пока как следует все не обдумаю.
Я знал, что я прав: ничто не может двигаться быстрее света. Я был в этом совершенно уверен. Как и в том, что мистер Эйнштейн ничего не упустил в своей теории.
Сейчас, по прошествии лет оглядываясь назад, я вижу, где сделал ошибку. Не в вычислениях, разумеется, а в Аннином образовании. Проблема в том, что я не научил Анну, КАК ДЕЙСТВОВАТЬ ПРАВИЛЬНО. О, конечно, я показывал ей, как найти самый быстрый способ, самый смешной, самый сложный и вообще всякие разные способы, но только не ПРАВИЛЬНЫЙ. Прежде всего я и сам не был совершенно уверен в том, какой способ ПРАВИЛЬНЫЙ, так что Анне пришлось искать все пути самой. Именно поэтому все было так трудно.
