— Возможно, вы правы, Финн. Что меня действительно озадачивает, так это как перед лицом таких свидетельств люди еще могут верить в то, что Библия говорит правду. Я просто не могу понять, как теория Книги Бытия может устоять против этих фактов.
— Честно говоря, я не вижу в Библии никакой теории. Она просто создает определенное настроение.
Никто из нас не обратил внимания, что Анна стоит поблизости и слышит каждое наше слово. Однако в ответ она ничего не сказала, а только шмыгнула носом.
— Не сможете ли вы с Милли полчасика присмотреть за детьми? Мне нужно кое-что сделать, — спросил меня Джон.
Я заверил его, что нам уже случалось исполнять подобную миссию и что дети останутся в полнейшей безопасности, даже если нам с Милли предстоит геройски погибнуть.
— Мы пойдем в Музей науки, Джон. Давайте встретимся там где-то через час или около того.
— Отлично, — ответил он. — Я сам вас найду.
В Музее науки детям понравилось гораздо больше. Всякие кнопочки, на которые можно понажимать, и целая шеренга исторических унитазов, у которых даже можно потянуть за цепочки. Куда лучше, чем все эти неинтересные мертвые штуки. Мертвые птицы и чучела животных были, конечно, очень хороши в своем роде, но далеко не так, как все эти рычаги и кнопки, от которых начинали вертеться колеса и шестерни, модели поездов и автомобилей и все такое прочее. Они настолько увлеклись кнопками, что явно не стали бы по мне сильно скучать.
— Милли, ты не возражаешь, если я на минутку отлучусь? Мне надо посмотреть тут на одну штуку.
— Не вопрос, Финн. А тебя куда понесло?
— Этажом выше. Там есть витрина с математическими моделями, я хочу взглянуть.
— Можно было и догадаться, — рассмеялась она. — Ладно, валяй.
Я околачивался там уже довольно долго, когда об мою руку вдруг потерлась рыжая головка Анны.
— Привет, Кроха! Что ты здесь делаешь? Надоели кнопочки?
— Нет. Просто хотела к тебе. Хотела что-то у тебя спросить.
— Давай спрашивай.
— Я думаю, мистер Джон не верит в мистера Бога, правда, Финн?
— Я не совсем в этом уверен, но, скорее всего, не верит, — ответил я.
— Ох.
Я попытался ей объяснить, что далеко не все в мире верят в мистера Бога и что очень многие верят во что-то совсем другое. Это оказалось довольно трудно, и она все равно мне не поверила. Некоторое время она бродила со мной вокруг витрин, разглядывая разные модели и пытаясь проникнуть в их суть с помощью воображения.
Вскоре рядом возник Джон.
— Рад, что нашел вас здесь, Финн. Я хочу показать вам кое-что вон там. Это дифференциальный анализатор Буша. Чрезвычайно интересное устройство, возможно, даже самое интересное, что здесь есть. Оно делает вот что…
Ему так и не удалось поведать нам, что же оно делает, поскольку Анну это ни в малой степени не интересовало. У нее имелся ряд вопросов к Джону, и она намеревалась немедленно их задать. Не думаю, что в мире был кто-то, способный устоять перед ее натиском. Ей вполне хватило одного залпа:
— Мистер Джон, почему вы не верите в мистера Бога? Почему?
Мне не так уж часто случалось видеть Джона теряющим дар речи, но это был как раз такой случай. Ему даже пришлось сесть на ближайшую банкетку.
— Присядь-ка рядом, милая, и я попытаюсь тебе объяснить.
Я гадал, чем это все в результате кончится. Так или иначе, я хотел быть поблизости, чтобы в случае чего оказать ей помощь и поддержку. Он еще ни разу не разговаривал с ней на эту тему, и ей, вполне возможно, не помешает плечо друга. Я уже забыл, с каким выражением это дитя смотрело на гигантский скелет тираннозавра.
За все годы нашего с ним знакомства я ни разу не видел, чтобы Джон был таким мягким. Он постарался максимально просто объяснить ей, что просто не может поверить в то, что мир был сотворен так, как это описано в Библии. Она слушала его, не говоря ни слова. Его последними словами были: «…вот, малыш, теперь ты видишь, почему я не могу поверить в это. Мне очень жаль, но я просто не могу».
Довольно долго никто не мог произнести ни слова. Анна, повесив голову, тщательно изучала пол. Я надеялся только, что слова Джона не слишком ранили ее. По весьма красноречивым взглядам, которые он на меня бросал, было ясно, что он ужасно сожалеет о том, что ему пришлось все это сказать. Однако правда для Джона была важнее всего — вне зависимости от обстоятельств. Так мы и сидели рядком, не зная, что сказать. Она подняла голову, и я заметил у нее на губах улыбку — весьма особенную улыбку системы «ну а теперь посмотрим», которая явственно обещала продолжение банкета.
— Сколько страниц в Библии, мистер Джон? Сколько там страниц?
— Страниц? — переспросил он. — Страниц… Я совсем не уверен, но там, должно быть, примерно тысячи две страниц или около того. А почему ты спрашиваешь?
— А сколько страниц, на которых мистер Бог творит мир? Ну, когда он делает все вот это.
— Не особенно много. Наверное, не больше пяти.
— Это как вот те скелеты, правда, Финн? Это совсем не важно, да?
Поскольку я понятия не имел, что за этим последует, и меня уже неоднократно втягивали в подобные споры, сказать мне на настоящий момент было особенно нечего.
— Это все на остальных страницах, мистер Джон. Это все там, дальше.
— Что, моя юная леди? Что там, на остальных страницах?
Со счастливой физиономией («я же вам говорила») она закончила:
— Все мясо, чтобы нарастить на кости. На эти скелеты, вот.
Джон смог выдавить только:
— Понимаю. Я должен это запомнить.
Джон был наголову разбит с одного залпа; все его факты и цифры оказались сметены одним- единственным «мало мяса», причем говорила она, естественно, не о плоти давно мертвых чудовищ. Я надеялся, что она не заведет снова ту же песню, но, видимо, тщетно…
Аннино «мало мяса» относилось ко всем тем формулам и уравнениям, которым Джон меня учил и с которыми мне так нравилось возиться. Она недвусмысленно объяснила мне, что все эти штуки с цифрами были всего лишь кучей старых костей, скелетом. Не то чтобы она что-то имела против них, но по- настоящему важным было нарастить на них побольше мяса.
А после этого она заявила ему:
— У них нет никаких снаружи, мистер Джон, — и через секунду, — и внутри тоже нет.
Ничего не скажешь, трудно испытывать восторг по поводу чего-то такого, у чего нет ни внутри, ни снаружи.
Несколько недель дети только и разговаривали, что о грядущей Ночи костров[18] и о том, сколько у кого всяких шутих и фейерверков. Праздник должен был состояться на Дворе Луны, который взрослые упорно называли не иначе как свалкой. Для детей же это была страна фантазий и открытий, место, где привычные правила уступали место полной неопределенности — никогда не знаешь, что найдешь в той или иной куче мусора. Это была живая инъекция жизни. Временами мне начинало казаться, что даже нормальные законы природы там стесняются действовать в полную силу. Сколько я себя помнил, это место называлось Двором Луны. Взрослые старались его избегать и считали опасным. Оно их нервировало, как соринка в глазу; то и дело раздавались призывы уже что-нибудь с ним сделать. Я убеждал Джона и его сестру прийти посмотреть на наш праздник, и в конце концов была достигнута договоренность, что мы встретимся там в семь часов вечера. Мне всегда было забавно стоять посреди Двора Луны — оттуда открывался вид на колокольню приходской церкви, в которой преподобный Касл часто вещал об иной земле, где действуют другие правила и где все куда лучше, чем тут, у нас, потому что Иисус поставил там все старые правила с ног на голову. Двор Луны был как раз таким местом, где
