полумили от Гангута, я сначала услышал стрельбу, а затем увидел, как русский флот огибает Гангут. Вследствие этого я принужден был повернуть немедленно назад, чтобы не быть взятым, что могло произойти при дальнейшем моем движении и сближении с неприятелем».
С наступлением темноты флотилия галер приблизилась к шхерам. Ночью отправляться к шхерам было рискованно.
«И в 27-й день поутру генерал-адмирал граф Апраксин со всем при нем бывшим флотом с полуночи пошел и того же утра приближался к неприятелю. Указ дал пробиваться сквозь оного, не огребая кругом, что с помощию Божею и учинено… В 4-м часу пополуночи пошли все скампавеи одна за другой; в авангарде шел г. генерал Вейде, за ним следовал г. генерал-адмирал, потом в арьергарде генерал князь Голицын. И когда неприятель наши скампавеи усмотрел, тот час с адмиральского — шведского — корабля учинен сигнал из двух пушек… Дальние их корабли, распустя свои паруса, трудились, чтобы приблизиться, но за наступающею тишиною не могли скоро прибыть… Три корабля их буксировались к нашим скампавеям шлюпками и ботами зело скоро и, приближаясь надмеру, стреляли из пушек жестоко… Могли счесть 250 выстрелов. Однако ж… наши скампавеи прошли счастливо и так безвредно, что только одна скампавея села на камень… Несколько людей с оной шлюпками сняли, а досталь-ных неприятель взял, понеже их один линейный корабль к оной скампавее приблизился. К тому же 2 неприятельских бота и несколько шлюпок атаковали, так что отстоять скампавею с достальными людьми было не мочно… Прочие все, как суда, так и люди, без вреда прошли, только у одного капитана ногу отбили. О половине 10-го часу, когда, прошед неприятельский флот, вошли в шхеры, получили ведомость, что капитан-командор Змаевич с первыми скампавеями атаковал неприятельскую эскадру и не далее мили обретается… Генерал-адмирал рассудил за благо и трудился, чтоб со всеми скампавеями идти и случиться с ними… Прибыли о полудни и увидели неприятельский атакованный фрегат, стоящий на якоре, и при нем по обе стороны в линию по одному шхерботу и по три галеры».
Так запечатлели скрижали российские продолжение начавшегося сражения.
А что же противная сторона? Каким образом представились эти же события взору шведского флагмана?
«…27-го числа, вторник. Мертвый штиль и туман. Мы опять увидели большое количество галер, числом 60, под берегом; они старались со всеми силами пройти со стороны берега мимо наших кораблей к Гангуту. Некоторые из наших кораблей, которые находились поближе, с помощью буксировки пустились им вдогонку, причем я оказал им возможное содействие, предоставив им столько шлюпок, сколько при всей спешности можно было достать, для каковой цели был дан особый сигнал. Но так как опять господствовал мертвый штиль, а малый ветер, который дул, был с севера, то, к нашему величайшему огорчению, и эта масса галер прошла мимо нас, несмотря на то, что наши корабли довольно близко подошли к ним и обстреливали их из пушек. Лишь одна галера была простреляна нами и попалась нам в добычу. На ней оказались один майор, капитан, два прапорщика, один комиссар, один казначей и один пастор, а равно мешок с деньгами и 479 нижних чинов. Тот час после того было созвано общее совещание для обсуждения вопроса — как ныне следует поступать с флотом».
Итак, адмирал Ватранг добыл первый трофей в противостоянии с русскими. Но относительный успех и добытый мешок с деньгами, видимо, не располагали шведских моряков подвергать себя риску. Поэтому они «единогласно признали необходимым оставить Гангут и отправиться на защиту шведских шхер, ввиду чего всем офицерам держаться наготове». Не ограничившись этим, старший флагман распорядился командиру корабля «Верден»:
— Изготовьте корабль для следования в Стокгольм. Вам предстоит отправиться с моими письмами его королевскому Величеству, ее королевскому высочеству и королевскому сенату.
Следовало Ватрангу каким-то образом известить высоких лиц о неприятном событии. Эскадра флота его величества не выполнила приказ, и русские галеры прорвались-таки в Ботнику. Теперь их вряд ли изгонишь из шхер и они получат свободу действий против побережья королевства.
Ватранг со своими флагманами и капитанами заботились о своей участи и как-то на время позабыли о своем собрате по ту сторону полуострова.
В эти самые часы шаутбенахт Эреншильд давал последние наставления своим капитанам:
— Нас мало, но мы вдвое превосходим русских пушками. В этом наше спасение. Отступать нам некуда. Надеюсь, что вы внушите свои храбрым матросам необходимость сражаться до конца. Мы должны исполнить свой долг перед королем и отечеством.
Шаутбенахт подозвал капитанов к столу, на котором была разложена карта:
— Наша позиция неприступна. Фланги упираются в скалы, — Эреншильд кивнул капитану Сунду, — «Элефант» стоит в центре. Два десятка орудий перекрывают огнем подходы с флангов. Галиоты располагаются справа и слева от фрегата впритык к шхерам. Место шхерботов во второй линии сектора обстрела, каждому судну здесь помечено. — В голосе флагмана не звучало ноток сомнения. — Главный козырь русских — абордаж. Тысяча наших бойцов и сотня с лишком пушек опрокинут неприятеля. Пороха и ядер у нас в достатке. Покажем русским нашу выучку. Надеюсь, адмирал Ватранг нас выручит. Да поможет нам Господь.
В полдень 27 июля на галеру генерал-адмирала первыми прибыли контр-адмирал Петр Михайлов и капитан-командор Змаевич.
— Поутру пытался азардировать шведов, — доложил Змаевич, — одначе пальба картечью сильна. С одной пушкой на носу скампавеи подступиться нет силы.
Апраксин перевел дыхание. Только что он со своей флотилией прорвался сквозь неприятельский огонь и обошел Гангут. Генералы Голицын и Вейде доложили ему о потерях.
— Садись, капитан-командор, совет будем чинить, как шведа одолеть. У нас уже созрел план атаки. — Апраксин начал излагать свою мысль. Понеже твои скампавеи, капитан-командор, в ночь передохнули, тебе и быть в авангардии нашей атаки. Полагаю, што без абордажа шведа не одолеть, — адмирал кивнул на карту. — Посему авангардия под рукой контр-адмирала Петра Михайлова, справа скампавеи генерала Вейде и капитан-командора Змаевича, слева генерал Ягужинский с бригадиром Волковым и капитаном Дамиани, по центру бригадир Лефорт и капитан Дежимон,
Апраксин, отдуваясь, взглянул на Петра. После бессонной ночи ломило в костях, шумело в голове, но генерал-адмирал виду не подавал.
— Полагаю, генерал-адмирал, не след ли попытать Эреншильда на сдачу склонить без кровопролития?
— И то дело, — без раздумий согласился Апраксин.
— К тому способен Ягужинский, — предложил царь.
— Посему быть. — Апраксин встал. — Ежели от шведа отказ поступит, почнем азардировать без промедления. Сигнал мой — синий флаг и пушка. У Гангута пасется с эскадрой Ватранг. Ветерок задует, он враз здесь объявится. Поспешать надобно.
Парламентер Ягужинский вернулся к Апраксину ни с чем:
— Эреншильд отверг сдачу. Шведы, мол, ни перед кем еще флаг не спускали.
«В два часа пополудни генерал-адмирал дал сигнал авангардии поднятием синего флага и единым выстрелом из пушки».
Начался последний, решающий бой Гангутского сражения, который сразу принял ожесточенный характер.
Первая и вторая атаки скампавеи пришлись по центру линии кораблей шведов. Там изрыгал огненное пламя «Элефант», наступающих встретила сплошная стена картечи. С флангов атакующих косил перекрестный огонь из пушек и мушкетов, который открыли шхерботы и галеры.
Глядя, как опять вынужденно отходят скампавеи, Петр молниеносно сообразил: «Шведы бьются отчаянно, им отступать некуда, в лоб их вряд ли возьмешь. Эреншильд выстроился полукружием, колошматит наверняка со всех сторон. А слабина у него на флангах». Петр крикнул адъютантов, черкнул на бумажках по два слова.
— Борзо в шлюпки. Ты, — ткнул первому поручику, — к Змаевичу, а ты к Лефорту. Передать: азарди-ровать шверботы и бомбарды шведов. Змаевичу справа, Лефорту слева. Починать по сигналу красного флага с двойной пушкой. Стоять насмерть.
Через минуту они понеслись к скампавеям, которые готовились к очередной атаке. Едва шлюпки с посланцами повернули назад, на фалах галеры шаутбе-нахта взвился красный флаг, одна за другой рявкнули две пушки. Командир авангарда начинал повторный штурм.
На этот раз стремительным натиском скампавеи вклинились в строй шведов и сцепились на абордаж. Стоило морской пехоте взобраться на борт шведов и схватиться в рукопашной, как те начали мало-помалу отступать, устилая палубу трупами. В азарте рукопашной бились штыками и багинетами, тесаками и палашами, шпагами и прикладами мушкетов.
Шведские канониры продолжали палить из пушек. Русских солдат рвало на куски здесь же жерлами орудий не картечью, а «пороховым духом». Хрустели черепа и кости, текла на палубу кровь. Шведская и русская, человеческая. Война есть война. Рядом с каждым убитым русским пластались два-три поверженных шведа. К исходу третьего часа сеча начала затихать. На шведских галерах и шхерботах один за другим нехотя ползли вниз по флагштоку синие, с желтым перекрестием флаги.
Дольше всех сопротивлялся флагманский фрегат «Элефант». На пять саженей возвышался он над скампавеями, и немало русских солдат и матросов полегло, пока удалось взобраться на палубу флагмана.
Одним из первых, размахивая палашом, вспрыгнул на палубу полковник Бакеев:
— Круши, братцы, шведа! — гремел его голос. — Попомним Карлу Полтаву.
На верхней палубе фрегата в одиночестве со шпагой в руках сражался Эреншильд.
«В ту самую минуту, как Эреншилъд, готовясь отразить сей новый напор, хотел схватить одного из своих подчиненных, который думал бежать на шлюпке, он вдруг упал за борт, пораженный картечью в левую руку и ногу. Смятение быстро сообщилось по всему отряду шведов, русские бросились и овладели судами. По взятии прама нашли шведского адмирала до половины в воде, истекшего кровью, но по счастью, запутавшегося ногой в веревку, не допустившую его утонуть. Замертво привезен был Эреншилъд на галеру Вейде, где государь сам употребил все усилия возвратить жизнь храброму своему пленнику. Первый предмет, представившийся взору адмирала, был государь со слезами на глазах, расточающий о нем нежнейшие попечения, и первое движение государя в радости было расцеловать окровавленное чело героя».
Победой завершилось сражение.
«Что взято от неприятеля, людей и судов и артиллерии, також сколько побито и ранено при сем — реестр: фрегат „Элефант“, на котором был шаутбенахт; галеры „Эрн“, „Трана“, „Грипен“, „Лаксен“, „Геден“, „Валъфиш“; шхерботы „Флюндран“, „Мартпан“, „Симпан“, пушек 116. Всего было офицеров
