аппаратуру, заплатить налоги, расплатиться за поставленное сырье, электроэнергию, газ и тепло. Вы ведь знаете, Андрей Григорьевич, что государственная казна сейчас пуста и предприятия ВПК выживают, кто как может.
Казарян был прав, предприятия ВПК действительно выживали, как могли. С другой стороны, «красная ртуть» и осмий — это крайне дорогие и сверхсекретные материалы, используемые в специфической военной технике. Разве можно их так вот просто брать из сейфа лаборатории, везти за рубеж и продавать, как нефть или газ?
Свои сомнения Родионов выразил вслух.
— Разве это законно? — подозрительно спросил он.
Голос Казаряна вновь стал жестким.
— Вполне. Я вам вот что скажу. Вам, например, неизвестно, но существует секретное распоряжение 75-рпс от 21 февраля 1992 года, подписанное президентом Ельциным, по которому разрешается изготовление, хранение, транспортировка, поставка и продажа за рубли и СКВ «красной ртути» в пределах ежегодной квоты на экспорт в размере десяти тонн, причем прибыль исключается из налогообложения, чтобы не было следов сделок. И директора предприятий нашей отрасли вовсю используют этот и другие секретные указы президента для выгодной торговли. Мы не являемся исключением.
— А как я смогу вывезти эти материалы за рубеж? — было ясно, что Родионов не в восторге от предложения стать контрабандистом.
Некоторое время директор молчал, изучая собеседника, и, после затянувшейся паузы, произнес:
— Вы поедете на специально оборудованной машине. Груз будет размещен под дверцами машины и закрыт панелями, которые не снимаются.
— Но ведь это прямое нарушение уголовного законодательства? — Если ученый и был возмущен предложением, то внешне никак этого не показывал.
— Согласен. Но уголовный кодекс в России нарушают все. Я вам гарантирую, Андрей Григорьевич, что вы пройдете таможенный досмотр и спокойно доедете до Парижа. Более того, после возвращения вы получите за эту поездку от меня лично сто тысяч долларов и месячный отпуск. Сейчас же, после нашего разговора, получите в бухгалтерии сорок тысяч долларов на эту поездку. Я рассчитываю, что вы найдете телохранителя, которому доверяете и который будет сопровождать вас в этой поездке. Расходы на телохранителя я оплачу отдельно.
Казарян взглянул на Родионова, оценивая произведенный эффект, но никаких следов радости или волнения на его лице не обнаружил. Родионов оставался бесстрастным.
— А если я откажусь от вашего предложения? — спросил он после непродолжительного молчания.
Нахмурившись, Казарян произнес тоном, не обещавшим ничего хорошего:
— Никаких… Считаю излишним напоминать, что о нашем разговоре и о поездке с таким ценным грузом не должен знать никто. Иначе… — Директор не договорил, но ясно дал понять, что ожидает Родионова в противном случае.
Ситуация казалась ученому нереальной: он не мог поверить, что это происходит именно с ним. Или он бредит, и весь этот разговор всего лишь плод больного воображения?
Но, вновь взглянув на исполняющего обязанности директора, он поежился. «Вполне возможно, — подумал Родионов, — что я исчезну так же, как курьеры, перевозившие изотопы до меня». В более безнадежное положение он не попадал никогда в жизни…
После работы, по дороге на дачу ученый обдумывал разговор с Казаряном. Идея нового директора послать его в Париж с грузом изотопов повергла Родионова в шоковое состояние. Это была опасная авантюра, и он отлично понимал это. Что нужно сделать, чтобы обезопасить семью, выполнить поручение Казаряна и остаться самому целым и невредимым?
В следующее мгновение у Родионова возникло неясное чувство, что за ним следят и поэтому ему следует вернуться домой. Это ощущение постепенно усиливалось и переросло в твердую уверенность: ему во что бы то ни стало нужно попасть домой и ни в коем случае не выдавать преследователям места, где отдыхает его семья. Андрей привык доверять внутренним импульсам. Но проверить свои ощущения все же не мешало. Он взглянул в зеркало заднего вида. Белый «Фольксваген» ехал за ним. Человек за рулем «Фольксвагена» мастерски удерживал машину на расстоянии в несколько десятков метров от «Волги». Но ведь у него нет ни врагов, ни завистников. Кому придет в голову преследовать его? Совпадение… Определенно совпадение… И тем не менее по спине у него вдруг пробежал неприятный холодок. При первой возможности он развернулся и погнал в Москву, где у него была собственная двухкомнатная квартира. Он ехал очень быстро, шел на рискованные обгоны и снова вклинивался в поток машин. Такая езда была не в его привычках. Останови его сейчас милиция, Андрей не смог бы объяснить, зачем ему такая скорость. Он этого и сам не знал. Казалось, невидимый дирижер управлял каждым его движением точно также, как он сам управлял автомобилем. Андрей снова приказал себе успокоиться, но страх держал его мертвой хваткой. Тот, кто приказал ему доставить в Париж столь дорогой груз, слов на ветер не бросает.
Родионов бросил взгляд в зеркало заднего вида — белый «Фольксваген» уже выезжал на Варшавское шоссе вслед за ним. И через несколько минут, как и прежде, он пристроился позади «Волги», соблюдая необходимую дистанцию. Андрею стало ясно, что человек за рулем «Фольксвагена» выполняет определенную задачу. Таких совпадений не бывает. Ученый занервничал, губы его сжались в тонкую полоску, лицо помрачнело. Проехав еще один квартал, Родионов въехал во двор своего дома на Перекопской улице. Поставив машину у подъезда, он обернулся и увидел метрах в тридцати от себя белый «Фольксваген», затормозивший у соседнего здания…
Майор Субботин подъехал к дому, где жил Максимов, под вечер. Как он успел выяснить, погибший директор успел сменить двух жен и жил с третьей, красавицей Машей Кирилловой. Детей у них не было. Судя по фотографии, Кириллова была женщина видная: полногрудая, длинноногая, с удивительно выразительными синими глазами. Она вовсе не удивилась, когда Субботин позвонил в дверь, и встретила его как старого знакомого.
Майор представился и попросил разрешения задать несколько вопросов в связи с убийством ее мужа. При этом он не заметил никаких следов скорби на лице молодой вдовы.
— Входите. — Кириллова посторонилась, пропуская гостя вперед.
Некоторое время майор с интересом осматривал интерьер, тогда как хозяйка с любопытством изучала его персону. Первой нарушила молчание она:
— Хотите кофе? С коньяком?
— Спасибо, с удовольствием, — отказаться Алексей Михайлович был просто не в состоянии, у него был сегодня очень напряженный рабочий день, и немного расслабиться не помешало бы…
Маша налила коньяк, и, подавая рюмку майору, пристально посмотрела ему в глаза. Субботин смутился:
— Прошу прощения за вторжение… Примите мои соболезнования…
— Не надо, Алексей Михайлович. Не надо соболезнований. Не чувствую я горя, не страдаю по убитому мужу — и все тут. Я чувствую облегчение, радость, если угодно, но не скорбь. Вы можете считать меня чудовищем, но это так. Наши отношения в последнее время зашли в тупик. Александр Васильевич даже заговаривал о разводе.
— Мария Ильинична… — удивленно начал Субботин…
— Прошу вас, зовите меня просто Машей. Иначе я чувствую себя старухой.
— Хорошо, Маша, у Александра Васильевича были враги?
— Алеша… можно я буду вас по имени? Алеша, у директора крупной оборонной фирмы их более чем достаточно.
— Назовите тех, кого вы знаете.
Кириллова невольно смутилась;
— Извините, но Максимов никогда и ни при каких обстоятельствах не посвящал меня в свои проблемы. Правда, я ими и не интересовалась. А в последнее время мы виделись редко — совещания, конференции, командировки, когда он приезжал домой, я уже спала.
