прекратилось, каждый снова склонился над партой. Гарриет тихонько записала:
НАВЕРНО, НАДО ПОГОВОРИТЬ С МАМОЙ, ЧТОБЫ МЕНЯ ПЕРЕВЕЛИ В ДРУГУЮ ШКОЛУ.
СЕГОДНЯ У МЕНЯ ТАКОЕ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ВЕСЬ КЛАСС СОШЕЛ С УМА. МОЖЕТ, СТОИТ ПРИНЕСТИ ЗАВТРА БУТЕРБРОД С ВЕТЧИНОЙ, НО ОБ ЭТОМ НАДО ЕЩЕ ПОДУМАТЬ.
Прозвенел звонок на завтрак. Все вскочили, будто были единым телом, и рванулись из класса. Гарриет тоже вскочила, но в это время двое или трое ребят на бегу врезались в нее. Все случилось так быстро, что она даже не заметила, кто это был. Так или иначе, но она оказалась последней, кто вышел из класса. Все остальные, таща коробки с завтраками, бежали далеко впереди и были уже на улице, пока она еще только входила в раздевалку. Правда, она остановилась записать тот факт, что мисс Элсон зашла в кабинет природоведения поговорить с мисс Мэйнард, чего еще не случалось в истории школы.
Когда она взяла свою коробку с завтраком, та показалась ей очень легкой. Гарриет открыла коробку — там была только смятая бумага. Они взяли ее бутерброд с помидором. Они ВЗЯЛИ ее бутерброд с помидором. Кто-то взял его. Она не верила своим глазам. Это было против всех школьных правил. Никто не должен красть твой бутерброд с помидором. Она ходила в школу с тех пор, как ей исполнилось четыре года, посмотрим, что получается — целых семь лет, и за все семь лет никто ни разу не украл ее бутерброд с помидором. Даже те шесть месяцев, когда она носила в школу бутерброды с солеными огурцами и горчицей, никто не крал их. Никто даже ни разу не попросил откусить. Эллин иногда приносила оливки и угощала остальных, потому что это была роскошь, вот и все. А теперь время завтрака, а ей нечего есть.
Она была в ужасе. Что же ей делать? Нелепо ходить и спрашивать всех и каждого: «А ты не видел мой бутерброд с помидором?» Они будут над ней смеяться. Надо пойти к мисс Элсон. Нет, тогда она будет предатель, доносчик, ябеда. Но она не может голодать. Она пошла в учительскую и попросила разрешения позвонить, потому что забыла завтрак дома. Гарриет позвонила, и кухарка велела ей прийти домой, пока она приготовит новый бутерброд с помидором.
Гарриет побежала домой, съела бутерброд и легла в постель еще на один день. Она должна была подумать. Мама играла где-то в бридж. Она притворилась настолько больной, чтобы кухарка на нее не кричала, и в то же время не настолько больной, чтобы та позвонила маме. Она должна все обдумать.
Она лежала в постели в очень плохом настроении и смотрела в окно на деревья в парке. Она наблюдала за небольшой птичкой, а потом увидела какого-то человека, шатавшегося как пьяный. В голове у нее постоянно крутилась мысль: «Все меня ненавидят, все меня ненавидят».
Сначала она не прислушивалась к этой мысли, а потом вдруг поняла, что мысленно повторяет эти слова. Она несколько раз произнесла их вслух, чтобы услышать, как они звучат. Потом нервно потянулась за блокнотом и записала большими печатными буквами, как писала, когда была совсем маленькой:
ВСЕ МЕНЯ НЕНАВИДЯТ.
Она откинулась на подушку и стала думать об этом. Наступило время печенья с молоком, она встала и в пижаме поплелась вниз. Кухарка стала спорить с ней, доказывая, что если она больна, ей нельзя печенья с молоком.
Гарриет почувствовала, как к глазам подступают большие горячие слезы, и громко завопила.
Кухарка сказала спокойным голосом:
— Либо ты ходишь в школу, возвращаешься и получаешь печенье с молоком, либо ты больна, и тогда никакого печенья с молоком, потому что больным это вредно. Ты не можешь валяться здесь целый день, а потом требовать печенье с молоком.
— Никогда не слыхала такой чудовищной нелепицы, — завопила Гарриет. Она орала во всю мочь и, внезапно услышав саму себя, поняла, что повторяет: «Ненавижу тебя. Ненавижу тебя. Ненавижу тебя». Даже произнося эти слова, она знала, что вовсе не ненавидит кухарку, на самом деле девочка даже любила ее, но в тот миг ей казалось, что она ее просто не переносит.
Кухарка повернулась к ней спиной, и Гарриет услышала ее бормотанье: «Ну да, ты всех ненавидишь». Это уже было слишком. Гарриет бросилась в свою комнату. Разве она всех ненавидит? Конечно, нет. Это они ее ненавидят. Она ворвалась в комнату, хлопнула дверью, повалилась на кровать и уткнулась лицом в подушку. Отплакавшись, она просто лежала и смотрела на деревья. Она увидела какую-то птичку и стала ненавидеть птичку. Она увидела старого пьянчужку и почувствовала к нему такую ненависть, что чуть не свалилась с кровати. Потом она подумала обо всех них и стала ненавидеть всех и каждого по очереди: Карри Андрюс, Мэрион Хоторн, Рэчел Хеннесси, Эллин Хансен, Лауру Петерс, Пинки Уайтхеда, новичка в малиновых носках и даже Спорти и Джени, нет, особенно Спорти и Джени.
Она их просто ненавидела. «Ненавижу их», — подумала она и подобрала блокнот.
КОГДА ВЫРАСТУ, БУДУ ШПИОНКОЙ. ОТПРАВЛЮСЬ В КАКУЮ-НИБУДЬ СТРАНУ И ВЫВЕДАЮ ВСЕ ИХ СЕКРЕТЫ. ПОТОМ ОТПРАВЛЮСЬ В ДРУГУЮ СТРАНУ И РАССКАЖУ ВСЕ ЭТИ СЕКРЕТЫ, ПОТОМ РАЗВЕДАЮ ВСЕ ИХ СЕКРЕТЫ И ВЕРНУСЬ В ПЕРВУЮ СТРАНУ И ПРЕДАМ ВТОРУЮ СТРАНУ, А ПОТОМ ВЕРНУСЬ ВО ВТОРУЮ СТРАНУ И ПРЕДАМ ПЕРВУЮ. Я БУДУ САМОЙ ВЕЛИЧАЙШЕЙ ШПИОНКОЙ В ИСТОРИИ И УЗНАЮ ВСЕ НА СВЕТЕ, ВСЕ НА СВЕТЕ.
Уже засыпая, она подумала: «Они все при виде меня будут дрожать со страха».
Гарриет проболела три дня. То есть она пролежала в постели три дня. Потом мама отвела ее к старому доброму семейному доктору. Раньше он был старый добрый семейный доктор, который приходил к больным на дом, но теперь он больше этого не делал. Однажды он топнул ногой на мать Гарриет и сказал: «Мне нравится мой кабинет, и я собираюсь оставаться в нем. Я плачу за него столько денег, что каждый раз, когда я на пять минут из него выхожу, мой ребенок лишается года в колледже. Я больше не выйду из кабинета». И с той минуты он больше не ходил по домам. Гарриет его за это даже уважала, но стетоскоп у него все равно был холодный.
Осмотрев девочку, он сказал:
— С ней все в полнейшем порядке.
Мать сердито на нее посмотрела, а затем выслала в приемную. Когда Гарриет закрывала за собой дверь, она услышала, как доктор произнес: 'Мне кажется, я знаю, что случилось. Карри рассказала мне историю про блокнот '.
Гарриет замерла и сказала сама себе:
— А ведь правда. Его зовут доктор Андрюс, так что он отец Карри Андрюс.
Она достала блокнот и записала эту мысль. Потом добавила:
ИНТЕРЕСНО, ПОЧЕМУ ОН НЕ МОЖЕТ ВЫЛЕЧИТЬ ПРЫЩ У НЕЕ НА НОСУ?
— А ну, вставай, барышня, пора идти домой, — мать взяла Гарриет за руку. Было похоже, что она собирается отвести Гарриет домой и там убить. Впрочем, она этого не сделала. Когда они добрались до дома, мать бодро сказала:
— Ну что, шпионка Гарриет, пошли в библиотеку, поговорим.
Гарриет последовала за матерью, еле передвигая ногами. Ей хотелось быть Эллин, которая никогда не встречается со своей матерью.
— Я слышала, Гарриет, что ты ведешь досье на всех в классе.
— Что? — Гарриет приготовилась все отрицать, но это было что-то новенькое.
— У тебя есть блокнот?
— Блокнот?
— Ну, есть он у тебя?
— А что?
— Отвечай, Гарриет, — это звучало серьезно.
— Да.
— И что ты туда записываешь?
— Все.
— Ну, что именно?
— Просто… все.
— Гарриет Велш, отвечай мне. Что ты туда записываешь о своих одноклассниках?
— Ну, просто… ну, всякое… Всякие хорошие вещи и… дурные тоже.
— И твои друзья увидели это?
— Да. Но они не должны были. Это частное. Там даже написано «ЧАСТНОЕ» на обложке.
— Тем не менее, они прочитали. Так?
