— Нам нужен твой совет, Михаил. И у нас есть новости.
А Рейвен в библиотеке ощутила, что леденеет от ужаса, в голове у нее все смешалось, и только что охватившее ее наслаждение мгновенно улетучилось. Кто-то страшно кричал, словно обезумев от терзающей его невыносимой боли. Она поднялась, ноги у нее дрожали, и она ухватилась за спинку стула. На нее нахлынули образы. Молодая женщина, бледная как: мел, из груди у нее торчит кол, рекой льется кровь, голова отделена от тела, а в рот ей кто-то засунул что-то мерзкое. Ритуальное убийство. Предупреждение остальным. Серийный убийца — здесь, в таком тихом месте!
У Рейвен перехватило горло, она обеими руками закрыла уши, словно это могло остановить просачивающиеся в ее сознание картины. На мгновение она перестала дышать, ей и не хотелось дышать — хотелось только, чтобы все это кончилось. Она дико озиралась. Справа была дверь, которая вела в противоположную сторону от нахлынувших на нее образов. Машинально она направилась туда, спотыкаясь на каждом шагу, плохо понимая, где находится. Голова у нее кружилась. Пошатываясь, она вышла из библиотеки, мечтая оказаться на свежем воздухе. Избавиться от всех этих подробностей смерти, от того ужаса, которым было пропитано сознание вновь прибывших.
Их страх и гнев были словно сами по себе. Они походили на раненых животных, готовых в любой момент наброситься и разорвать на куски. Ну почему люди так жестоки? У нее не было ответа, да она и не хотела его знать. Она успела сделать лишь несколько шагов по длинному коридору, когда впереди замаячила чья-то фигура. Мужчина был немного моложе Михаила, с более изящной фигурой, у него были блестящие глаза и волнистые каштановые волосы. Он насмешливо улыбался, когда направился к ней, и в его улыбке была угроза.
Вдруг невидимая сила ударила его в грудь, откидывая назад и впечатывая в стену. Михаил возник перед ней воинственной тенью. Он возвышался над Рейвен, оберегающим движением отталкивая ее за свою спину. На этот раз хриплое рычание было похоже на рев разъяренного медведя.
Рейвен почувствовала ужасающую ярость, которую испытывал Михаил, ярость, смешанную с печалью, эти чувства были настолько сильны, что вокруг него вибрировал воздух. Она дотронулась до его руки, обхватив запястье, — ничтожная попытка сдержать ярость, которая пружиной свернулась у него внутри. Она почувствовала, как напряглось его тело.
Все разом ахнули. Только тут Рейвен заметила, что на них смотрят четверо мужчин и женщина. Их глаза были прикованы к ее руке, схватившей Михаила за запястье, словно она совершила ужасное преступление. Михаил встал так, чтобы полностью закрыть ее от испепеляющих взглядов. Он даже не сделал попытки сбросить ее руку. Наоборот, встал, отодвинув ее дальше к стене, почти прижав к ней и закрыв от посторонних глаз.
— Она под моей защитой.
Это был вызов. И обещание скорой и жестокой расправы.
— Так же как и все мы, Михаил, — примирительно сказала женщина.
Рейвен покачнулась, и только стена помогла ей устоять на ногах. Волны ярости и печали затапливали ее существо, и ей захотелось закричать. Она издала еле слышный звук — единственный звук протеста. Но Михаил сразу повернулся к ней, подхватывая ее на руки.
— Оградите свои мысли и эмоции, — прошипел он остальным. — Она очень чувствительна. Я доставлю ее в гостиницу, а когда вернусь, обсудим эти тревожные новости.
Рейвен даже не представилось шанса увидеть остальных, когда он, прихватив ее с собой, прошел мимо них в гараж, где стояла машина. Она устало улыбнулась, положив голову на его плечо.
— Ты на себя не похож в этой машине, Михаил. Твои взгляды на женщин такие старомодные, что в предыдущей жизни тебе следовало быть хозяином замка.
Он бросил на нее быстрый взгляд — бледное лицо, его метка на шее, видная даже сквозь густые волосы. По правде говоря, он не собирался оставлять следов, но теперь она там — как клеймо, поставленное собственником.
— Сегодня ночью я помогу тебе уснуть, — предупредил он ее.
— Кто были эти люди?
Она спросила лишь потому, что знала: он не хочет, чтобы она спрашивала. Она так устала, все еще кружилась голова. Она потерла виски и подумала, как хорошо было бы хоть раз в жизни почувствовать себя обыкновенным человеком. Он, должно быть, подумал, что она из тех женщин, что по любому поводу падают в обморок.
На мгновение наступила тишина. Он тяжело вздохнул:
— Это моя семья.
Она поняла, что он сказал правду, хоть и не хотел говорить.
— Почему кому-то нравится делать такие ужасные вещи?
Она повернулась к нему.
— Они ждут, что ты выследишь и остановишь этого убийцу?
В ее голосе было страдание — боль за него. Беспокойство о нем. Его тоска стала такой острой, смешиваясь с чувством вины и жаждой мести.
Он обдумывал ее вопрос. Она знала уже тогда, что один из его людей убит. Возможно, она уловила подробности в чьей-то голове. Но беспокойство было — о нем, и боль — за него. Ни малейшего осуждения. Просто беспокойство. Михаил почувствовал, как напряжение отпускает.
— Я постараюсь держать тебя как можно дальше от этой грязи, малышка.
Никто не беспокоился о нем, о его рассудке или здоровье. Никто не думал, что чувствует он. Что-то глубоко внутри его, казалось, смягчилось и растаяло. Это она свернулась там, в глубине, а он нуждался в ней.
— Возможно, нам лучше не встречаться несколько дней. Я еще никогда в жизни так не уставала.
Она давала ему возможность вежливо попрощаться. Рейвен посмотрела на свои руки. Она хотела и себе дать возможность уйти. Она никогда не чувствовала себя такой близкой кому-то, такой спокойной, словно знала его всегда, несмотря на боязнь, что он может взять над ней вверх.
— И я не думаю, что твоя семья была рада видеть рядом с тобой американку. Когда мы вместе... это слишком взрывоопасная смесь, — с сожалением закончила она.
— Не пытайся покинуть меня, Рейвен.
Машина остановилась перед гостиницей.
— Я всегда удерживаю то, что принадлежит мне, и не заблуждайся на этот счет: ты моя.
Это были одновременно предупреждение и просьба. У него не было времени на нежные слова. Он хотел сказать их — видит бог, она их заслуживает, — но его ждали, и ответственность легла на его плечи тяжким грузом.
Она дотронулась до его щеки.
— Ты привык, что все происходит так, как хочешь ты, — сказала она с едва заметной улыбкой. — Я смогу уснуть самостоятельно, Михаил. Я делаю это уже много лет.
— Тебе нужен сон — спокойный, полноценный, глубокий. Возможно, сегодня тебе приснится то, что ты увидела, если я не помогу тебе уснуть.
Большим пальцем он погладил ее нижнюю губу.
— Если хочешь, я могу стереть эти воспоминания.
Рейвен видела, как ему хочется это сделать, понимала: он надеется, что так для нее будет лучше. Ему трудно было позволить ей самостоятельно принять решение.
— Спасибо, Михаил, но нет, — сдержанно отказалась она, — Я думаю сохранить все свои воспоминания, и плохие и хорошие.
Она поцеловала его в подбородок и подвинулась к дверце машины.
— Ты знаешь, я не фарфоровая кукла. Я не разобьюсь, из-за того что увидела нечто, чего не должна была видеть. Я и до этого выслеживала серийных убийц.
Она улыбнулась ему, хотя глаза оставались печальными.
Он обхватил ее запястье мертвой хваткой.
— И это почти убило тебя. Но не на этот раз. Она опустила ресницы, чтобы он не увидел выражение ее глаз.
— Это будешь решать не ты.
