Темный принц

Слабая и усталая улыбка смягчила твердую линию его рта.

Он устало закрыл глаза, и на него нахлынуло чувство вины. Именно на Рейвен этой ночью ляжет тяжкое бремя. Он будет глубоко под землей, далеко за пределами боли, за пределами понимания разлуки, за пределами печали и ненависти к своей расе. Это Рейвен окружена ассасинами, и ей постоянно будет грозить опасность. Более того, ей придется вынести потерю их ментальной связи.

Малышка.

Он вложил в этот вызов всю свою любовь.

Тебе лучше?

Облегчение.

Скоро все будет хорошо. Ты в постели?

Опять постель! Я слышала тебя раньше, твой страх за Жака. Я знаю, это был Жак. В твоих мыслях сквозила привязанность к нему. С ним тоже все хорошо?

Он устал, так как дал мне кровь.

Поддержание контакта на расстоянии отнимало силы, но он отчаянно нуждался в этом ради них обоих.

Я слышу, что ты устал, поспи. А обо мне не беспокойся, нежно дала она указания.

Она тосковала по прикосновениям его пальцев, по его облику.

— Михаил, ты разговариваешь с ней! — гневно воскликнул Эрик. — Ты не должен это делать.

Жак жестом отпустил Эрика.

— Вы должны были понимать, что он так поступит. Михаил, если хочешь, один из нас может погрузить ее в сон.

Ты будешь чувствовать неудобство. Ты обнаружишь, что тебе трудно спать, трудно есть. Ты будешь испытывать желание находиться рядом со мной. Твое сознание будет искать мое, хотя ты не сможешь дотянуться до меня. Я не хочу использовать силу, чтобы помочь тебе этой ночью со сном. Но ты позволишь Эрику или Байрону погрузить себя в сон?

Михаилу эта идея не нравилась. И Рейвен обнаружила, что улыбается. Он не представлял, как легко ей удается прочесть его. Он хотел, чтобы она была в безопасности, чтобы она спала в то же время, что и он, но сама мысль о том, что другой мужчина сделает что-то столь интимное, как внушение сна, была ему неприятна.

Со мной все будет в порядке, Михаил. Правда в том, что мне довольно трудно принять такого рода вещи даже от тебя. Поэтому я никогда не смогу принять это ни от одного из них. Со мной все будет в порядке. Я обещаю.

Я люблю тебя, малышка. Это слова твоего народа, но они идут от всего сердца.

Михаил собрал остатки сил, чтобы послать просьбу единственному человеку, которому он мог довериться, чтобы гарантировать безопасность Рейвен.

Она закрыла глаза, понимая, что должна позволить ему уйти, прежде чем силы оставят его.

Спи, Михаил. На языке твоего народа ты мой Спутник жизни.

После того как он ушел, она еще долгое время лежала, уставившись в потолок. Она еще никогда не чувствовала себя такой одинокой, такой опустошенной. Она обхватила себя руками, уселась на лоскутном одеяле и стала раскачиваться всем телом. Она всегда была одинока и научилась довольствоваться собственной компанией, как маленький ребенок.

Рейвен вздохнула. Это так глупо. С Михаилом все будет хорошо. Она могла почитать, поучить язык. Язык Михаила. Она босиком прошлась по комнате. Почувствовала, что замерзла, и растерла тело руками, чтобы согреться.

Включив лампу, Рейвен вытащила из чемодана купленный недавно роман в мягкой обложке, решительно настроенная вникнуть в замысловатый детективный сюжет, сдобренный любовной линией. Она продержалась около часа, прочитав первую главу несколько раз. Но Рейвен была настроена решительно, пока не осознала, что не понимает ни единого слова. В раздражении она швырнула книгу через всю комнату.

Что же ей делать с Михаилом? В Штатах у нее нет ни семьи, ни кого-либо еще, кто стал бы беспокоиться, если б она не вернулась. После всего, что случилось, ей все еще хочется быть рядом с Михаилом — она должна быть рядом. Здравый смысл подсказывал ей уехать, прежде чем все зайдет слишком далеко. Но ни в душе, ни в сердце не оставалось здравого смысла. Рейвен устало провела рукой по волосам. Она не желала возвращаться к работе по выслеживанию серийных убийц.

Так что же делать с Михаилом? Она так и не научилась говорить ему «нет». Она знала, что это любовь. Она встречала несколько пар, которые по-настоящему любили друг друга. Но то, что она чувствовала к Михаилу, было чем-то большим. Больше чем страсть и теплота, это граничило с одержимостью. Каким-то образом Михаил находился внутри ее, течет в ее крови, оборачивается вокруг ее сердца. Он как-то вошел в ее сознание, украв потаенную часть ее души.

Ее тело не просто страстно желало его, горело для него — от потребности в нем у нее мурашки бежали по коже. Она была похожа на наркомана, отчаянно нуждающегося в наркотике. Что это — любовь или болезненная одержимость? Кроме того, есть и другие чувства, которые Михаил к ней испытывает. Его чувства всегда настолько обнажены. По сравнению с тем, что он испытывал к ней, ее собственные чувства казались ей жалким подобием. Их отношения пугали ее. Он был собственником, диким и неприрученным. Он был опасным — человек, который управляет остальными, который привык к абсолютной власти. Судья, присяжные и палач. Так много людей зависит от него.

Рейвен закрыла лицо руками. Он нуждается в ней. У него больше никого нет. Он действительно нуждается в ней. Только в ней. Она не была уверена, откуда знает это, но она знала. И не сомневалась. Она видела это в его глазах. Они были холодными и бесчувственными, когда он смотрел на других. И в тех же самых глазах была теплота, когда он смотрел на нее. Его рот мог быть твердым, даже жестоко изогнутым, пока не смягчался, когда он смеялся вместе с ней, разговаривал с ней, целовал ее. Он нуждался в ней.

Она снова стала вышагивать по комнате. Его традиции и образ жизни так отличались от того, к чему она привыкла.

«Ты напугана, Рейвен, — сказала она самой себе и прижалась лбом к оконной раме. — Ты действительно боишься, что никогда не сможешь его покинуть».

Он обладал такой властью и так бездумно ею пользовался. Даже более того, если быть справедливой. Она нуждалась в нем. В его смехе, в том, как он дотрагивался до нее — так нежно, с такой любовью. В том, как он страстно желал ее, в его пристальном взгляде, горящем, голодном и собственническом, в его желании, таком настойчивом, что он становился неуправляемым. В его речи, в его уме, в его чувстве юмора, настолько ей близком. Они принадлежали друг другу. Две половинки одного целого.

Рейвен остановилась в центре комнаты, пораженная своими мыслями. Почему она думает, что им предназначено быть вместе? Ее сознание казалось ужасно рассеянным, хаотичным. Обычно Рейвен оставалась спокойной в любой ситуации, думая рационально, но сейчас она была на это совсем не способна. Все в ней взывало к Михаилу, только чтобы ощутить его присутствие, почувствовать, что он рядом. Не задумываясь, она потянулась к нему и обнаружила пустоту. Он был либо слишком далеко, либо погружен в слишком глубокий сон, вызванный действием лекарств, и она не могла до него дотронуться. Из-за этого она почувствовала себя плохо и одинокой, как никогда. Как будто ее лишили всего. Нервничая, она прикусила костяшки пальцев.

Она машинально ходила взад и вперед по комнате, снова и снова, пока не почувствовала себя обессилевшей. Тяжесть на сердце, казалось, возрастала с каждым шагом. Она потеряла способность думать, спокойно дышать. В отчаянии она вновь потянулась, чтобы прикоснуться к сознанию Михаила, зная при этом, что он в безопасности. И опять обнаружила пустоту.

Рейвен села, подтянув колени и обхватив руками подушку. И в этой темноте, покачиваясь взад и вперед, она ощутила, как ее затопила печаль. Она поглотила ее, и все, о чем Рейвен могла думать, — это Михаил. Он ушел. Оставил ее, и она совершенно одна, человек только наполовину, лишь бесплотная тень.