или нет, решит взглянуть на тебя с желанием, а потом положит на тебя свои руки, мне не хотелось бы за считанные секунды потерять самообладание.
Джексон обнаружила, что от его совершенной искренности на ее губах появляется улыбка.
— Ты заставил Тома поверить, что я выгляжу, как старая сморщенная карга или что-то наподобие этого?
— Соблазн был велик, — его рука вновь легла ей на затылок и принялась ласкать лежащие там завитки волос, — у меня было прямо таки примитивное желание отбить у него всякую охоту домогаться тебя.
Она, моргая, подозрительно уставилась на него.
— Я не хочу знать, что ты имеешь в виду, поэтому не трудись объяснять.
Легкая улыбка согрела черный лед его глаз.
— Ты начинаешь узнавать меня.
— Спасибо, что спас Барри. Когда я мельком видела его, он выглядел просто ужасно. Представляю, как было трудно уничтожать упыря там, помогать мне и работать над ним, причем делать все это одновременно, — Джексон чувствовала его усталость. И хотя она никак не отражалась на его лице, в душе он не мог скрыть ее. Он невероятно устал, потратив за эту ночь огромное количество энергии. Даже кто-то столь могущественный, как Люциан, может уставать.
Она не сомневалась, что также устала, но ее усталость выражалась скорее в печали. Слишком сложно было осмыслить потерю стольких людей, которых она знала и о которых заботилась. На мгновение реальность всего этого затронула ее душу, и она не смогла сделать ни вдоха, ее легкие словно отказались работать должным образом.
— Если человек в квартирах не был Дрейком, не был им и человек в участке, то кем они были и как они так точно знали, что со своими жертвами делает Дрейк? Как они узнали, кого убивать? И почему, они вообще хотели их убить, Люциан?
— На данный вопрос только один ответ, ангел, — голос Люциан стал более невыразительным, чем когда-либо. Это заставило Джексон с дурным предчувствием посмотреть на него. — Во все это должен быть вовлечен вампир, Мастер вампиров, один из древних. Только это создание способно на такое.
— Дрейк у него? Он мертв? — неприкрытая надежда прозвучала в ее голосе.
Люциан покачал головой.
— Вероятнее всего Дрейк все еще где-то на свободе, возможно, озадаченный этими убийствами. Вампир прочитал твое сознание, выудил факты из твоей головы, и именно поэтому ты чувствовала, что что-то не так. Детали были совсем не свойственны Дрейку. Вампир создал этих упырей и отослал их с приказом убивать каждого, у кого есть хоть какое-то воспоминание о тебе.
Пальцы Джексон сжались, а желудок превратился в напряженно-горячий узел боли.
— Почему? Чего он добивается?
Черные глаза Люциана — бездонные, тоскующие, собственнические — прошлись по ней.
— Именно того, чего достиг. Боли. Вампиры наживаются на боли других людей. Должно быть, он перехватил тебя на открытом месте, вдали от защищенной территории, и прочитал твои воспоминания. Будь я поблизости, ему бы не удалось скрыть от меня своей грязной энергии.
У Джексон появилось чувство, словно он со всей силой ударил ее прямо в живот. Ощущение было таким реальным, что она действительно сгорбилась, закрыв лицо ладонью одной руки.
— Значит это
Рука Люциана прошлась по ее хрупким плечам. Ее боль так лилась из нее, обхватывая его, что он почувствовал себя так же ужасно, как и она.
— Конечно, нет, Джексон. Не вздумай даже думать, что ты несешь ответственность за продиктованные больным сознанием действия других.
Джексон уклонилась от его руки, не в силах вынести прикосновения. Она все усилия прилагала к тому, чтобы дышать.
— Люциан, прикажи Антонио сейчас же оставить машину. Мне необходимо выйти. Остаток пути я пройду пешком. Здесь недалеко.
— Почти рассвело, любовь моя, — промолвил он тихо без всяких интонаций, не будучи, очевидно, ни «за», ни «против» ее решения.
— Я не могу здесь дышать, Люциан. Останови машину, — ей хотелось бежать так быстро, как только это возможно, будь то от себя или от того, что случилось этой ночью, она не знала. Она знала лишь то, что должна оказаться на свежем воздухе. — Мне необходимо побыть одной. Пожалуйста, просто останови машину и позволь мне самой вернуться в дом. Я должна побыть одна.
Черный пристальный взгляд Люциана еще раз прошелся по ее лицу — задумчивый, подозрительный. Его сознание скользило в ее. Он прочитал настойчивую потребность Джексон побыть в одиночестве, побыть на свежем воздухе, иметь возможность свободно дышать. В ее сознании был такой хаос, что у нее возникли проблемы с дыханием.
Автомобиль сразу же повернул к обочине, и Джексон поняла, что Люциан приказал Антонио остановиться. Мгновенно выбравшись из машины, она бросилась бежать, оставляя позади себя покрытую асфальтом дорогу и направляясь к открытому лугу, тянущемуся до самых холмов и южной стороны поместья. Она бежала параллельно дороге, пока машина не скрылась за поворотом и не исчезла из вида. После чего молниеносно сменила направление и побежала вверх по холму, подальше от дома, в сторону утесов. Дважды она была вынуждена останавливаться, склоняясь, так как ее тело протестовало против ужасного преступления, совершенного просто потому, что кто-то знал ее. Кто же она такая? Магнит для монстров? Что-то, внушающее ужас, внутри нее так и притягивает демоническую сторону в других людях. И не она платит за это цену, а прочие невинные лица.
Джексон слышала разговоры, как в многоквартирном доме, так и в общей комнате в участке. Шепот, молчаливое осуждение. Большинство ее друзей боялись заговорить с ней, никто не хотел быть замечен рядом с нею, все они боялись за свои семьи… и правильно делали. Последняя резня была намного хуже всего того, что когда-либо совершал Дрейк. Этот вампир оказался способен на массовое убийство в двух местах одновременно.
Она продолжила бежать так быстро, как могла. Когда тропинка стала более крутой, и она стала спотыкаться на каждом шагу, из ее глаз брызнули слезы, заливая лицо и затуманивая зрение. В голове у Джексон не осталось ни одной разумной мысли, она действительно не знала, что собирается делать дальше. Знала только то, что убийства не могут больше продолжаться. Ее отец. Ее мать. Ее обожаемый младший братишка Мэтью. Вся семья Андерсонов, даже бедная Сабрина, приехавшая домой на каникулы. Потом ее соседка Кэрол. Милая Кэрол, единственным преступлением которой было наблюдать каждое утро восход, умерла от того, что разделила эту радость со своей соседкой. А теперь все эти невинные жертвы.
Продолжая рыдать, она карабкалась по крутой скале к вершине утеса. Но едва она оказалась на верху, как земля вздрогнула и ушла у нее из-под ног, как на американских горках. Над головой кружились темные облака, кипя, словно в котле. От облака к облаку проносилась молния, ударяя в землю раскаленной добела зазубренной стрелой, а звук грома почти оглушал ее. Закричав, она бросилась к краю утеса. Если не будет Джексон, то у Дрейка пропадет необходимость вновь кого-либо убивать.
Она попыталась двигаться вместе с землей, раскачивающейся под ее ногами, приближающей ее все ближе и ближе к краю. Но едва ее нога ступила в пустоту, крепкая рука обвилась вокруг ее талии и полностью подняла ее над поверхностью.
— Люциан, — прошептала она его имя, цепляясь за него, ее единственное здравомыслие в безумии этого мира. Ее хрупкие руки обвили его шею, и она уткнулась лицом в успокаивающее тепло его плеча.
Она чувствовала, как дрожь сотрясала его тело. Джексон подняла голову и увидела ничем не прикрытый ужас, горящий в темных глубинах его глаз. Он наклонил свою голову и властным поцелуем впился в ее рот как раз в тот момент, когда небеса над ними разверзлись и дождь пролился на землю.
— Я нуждаюсь в тебе, Джексон, — тихо, но отчетливо произнес он каждое слово. — Ты не можешь оставить меня одного в этом мире.
Вспышки молнии шипели и танцевали вокруг них. Раскатывался и грохотал гром:
