чувствую в нём пустоту, израненный разум, стремящийся к горним высям.
– Мы чувствуем печаль.
– Мы чувствуем потерю.
– Он служит мне, – поспешно вклинился Гильдас. – Только мне. Но я отдам его вам, сёстры, я предлагаю его вам как возмещение за наш проступок. Это будет честный обмен.
Финн в изумлении уставился на него:
– Нет! Ты не можешь так поступить!
Гильдас повернулся. В темноте он казался маленькой сжавшейся тенью, но взгляд был твёрд и ясен, от внезапно нахлынувшего вдохновения дыхание сбилось. Он многозначительно посмотрел на кольцо на пальце Финна.
– У меня нет выбора.
Три старухи повернулись друг к другу. Они не говорили, но явно обменивались мнениями. Одна издала резкий смешок, от которого Финна бросило в дрожь, а человек, стоящий за спиной, что-то в ужасе забормотал.
– Должны ли мы?..
– Будем ли мы?..
– Можем ли мы?..
– Мы согласны. – Проговорили они в унисон. Затем старуха слева наклонилась, взяла веретено, раскрутила его, крючковатыми пальцами подцепила и потянула нить.
– Он станет Единственным. Он будет Данью.
Финн сглотнул, почувствовал слабость. По спине потёк холодный пот.
– Какой такой данью?
Вторая сестра отмерила короткий отрезок. Третья взяла ножницы, аккуратно перерезала нить, и та бесшумно упала на пыльный пол.
– Данью, обещанной Зверю, – шепнула она.
***
Кейро и Аттия добрались до стен Города незадолго до Выключения Дня. Последнюю лигу они проехали на запятках фургона и спрыгнули перед самыми воротами, так что возница ничего не заметил.
– Что теперь? – прошептала Аттия.
– Мы войдём внутрь. Как и все остальные.
Кейро прошагал мимо. Аттии ничего не оставалось, как побежать следом.
Слева от небольших ворот в стене темнела узкая щель. Понаблюдав за охранниками, Аттия заметила, что они заставляют всех проходить именно через эту щель.
Аттия обернулась. Дорога опустела. Вдалеке на безмолвных просторах ждали своего часа оборонительные укрепления; в вышине серебристой искоркой в сумрачном тумане парила птица.
Кейро подтолкнул Аттию вперёд.
– Ты первая.
Они подошли, страж ворот окинул их оценивающим взглядом, мотнул головой в сторону щели. Аттия шагнула первой, миновала полутёмный смрадный лаз и очутилась на мощёной улице Города.
Кейро ступил на мостовую следом.
И вдруг зазвучала сирена. Кейро обернулся. Из стены раздавался мягкий настойчивый писк, а чуть повыше распахнулось Око Инкарцерона и уставилось на них.
Страж, закрывающий ворота, остановился. Крутанулся, вынимая меч из ножен.
– Так, вы не похожи на ...
Кейро действовал стремительно. Удар под дых согнул стража пополам, следующий впечатал его в стену, и охранник сполз по ней наземь. Кейро перевёл дыхание, потом отскочил к панели и отключил тревогу.
– Почему ты зазвенел, а я нет? – спросила Аттия, пялясь на него во все глаза.
– Какая разница? – Кейро быстро прошагал мимо. – Может, оно учуяло Ключ.
Аттия проводила его взглядом – шикарный камзол, пышная грива волос, небрежно стянутая на затылке – и тихонько пробормотала себе под нос:
– Тогда почему ты так испугался?
***
Экипаж покачнулся под весом нового пассажира, и Клодия вздохнула с облегчением:
– Я уж думала, ты не появишься.
Она отвернулась от окна и слова застряли в горле.
– Тронут, – сухо выговорил отец.
Он стянул одну перчатку и, прежде чем сесть, стряхнул ею пыль с сидения. Потом, положив трость и книгу рядом, крикнул вознице:
– Поезжай!
Посвист хлыста, лязг упряжи – и лошади тронулись. Пока карета, скрипя и опасно кренясь набок, разворачивалась в гостиничном дворике, Клодия мысленно предостерегала себя: «Это ловушка, не попадись». Но всё-таки беспокойство пересилило.
– Где Джаред? Я думала…
– Я попросил его этим утром поехать с Элис в третьем экипаже. Нам надо поговорить.
Конечно же, отец хотел его унизить, хотя Джареду всё равно, а Элис наверняка умирает от восторга, получив Мастера в своё распоряжение. Но обращаться с сапиентом как со слугой... Клодия не на шутку рассердилась.
Отец секунду наблюдал за ней, потом перевёл взгляд в окно. Он оставил в бородке чуть гуще седины, чем обычно, что придало его облику ещё больше степенной надменности.
– Клодия, несколько дней назад ты спрашивала о своей матери.
Если бы он её ударил, изумление Клодии было бы не меньшим. Но через мгновение она взяла себя в руки и сосредоточилась. Очень в его духе – перехватить инициативу и атаковать. При дворе он слыл гроссмейстером интриги. Она же была пешкой в его игре, пешкой, призванной стать королевой, вопреки всему.
Лёгкий летний дождь увлажнял поля. Приятно запахло свежестью.
– Да, спрашивала, – осторожно согласилась она.
Рассматривая сельские пейзажи за окном, он поигрывал перчаткой.
– Мне тяжело говорить о ней, но сегодня, приближаясь к цели всей своей жизни после стольких трудов, я решил – время пришло.
Клодия прикусила губу. Ей было страшно. Но на секунду, на краткий миг, её посетило чувство, которого она ни разу до сих пор не испытывала. Жалость к отцу.
18
Мы заплатили дань, отдали лучшее, самое дорогое. Остаётся лишь ждать развязки. Мы ничего не забудем, даже если пройдут столетия. Подобно волкам, мы всегда настороже. Если потребуется отомстить, мы отомстим.
