– Я хотел с тобой поговорить. – Судя по голосу Пройдохи Дейва, у него явно что-то случилось. – Хотел попросить тебя об услуге. Ты же теперь кормишь бездомных, вместо иерофанта. И я хотел попросить… если ты вдруг увидишь одного человека… ну, чтобы ты мне сообщил.
– Да, конечно. – Я только рад оказать Дейву услугу. После всего, что он для меня сделал.
Дейв кладет передо мной фотографию.
– Вот он, этот человек.
Мужчина на снимке радостно улыбается, салютуя фотографу бутылкой пива.
– А кто это?
– Мой брат.
Теперь, когда Дейв сказал мне про брата, я вижу, что они действительно очень похожи. Только брат явно потяжелее. Такой громадный толстяк. Но семейное сходство вполне очевидно. Те же глаза, те же брови домиком.
– Да. Мой брат. Он… у него… у него были большие проблемы. Большие проблемы. Я не знаю, где он теперь. Мы с ним не общались уже полгода. Он вообще потерялся. Вполне мог податься в бомжи. Так что, если ты вдруг увидишь его, когда будешь кормить бездомных, дай мне знать, хорошо? Я буду очень
тебе обязан. Да, очень обязан. Его зовут Горас. Гораций.
– Он старший брат?
– Да. Он… он меня научил боксу. Мы с ним остались вдвоем, без родителей. Он… он заботился обо мне.
На словах “он заботился обо мне” у Дейва срывается голос. Больше он не говорит ничего. Сидит и рыдает. Я передаю ему бумажную салфетку (в кабинете иерофанта всегда есть запас бумажных салфеток). Дейв делает глубокий вдох и пытается взять себя в руки.
– Не знаю, что на меня нашло. Разрыдался, как истеричная барышня… Распустил нюни. Что ты теперь обо мне подумаешь?
Дейв боится, что я перестану его уважать, потому что он проявил слабость и дал волю слезам. Но я-то знаю, что в рейтинге силы духа отстаю от него пунктов на двести, если не больше. Он был боксером, дрался на ринге с мощными, свирепыми, хорошо подготовленными соперниками, главной задачей которых было серьезно его покалечить или даже убить. Но он выстоял. Не дал себя сломить. Я бы точно сломался. Потому что я слабый. А Дейв, он сильный. Хотя и у сильных людей есть свои слабые места. Кстати, любопытная тема для размышлений. Например, крутой парень, который ничтоже сумняшеся прирежет случайного прохожего за горстку мелочи, почему-то смущается и не может выдавить из себя ни слова, когда видит девушку, в которую влюблен. При всей своей крутизне он стесняется пригласить девушку на танец. Почему так происходит? Откуда такая несообразность? Хотя, разумеется, если кто-то всерьез озабочен своей крутизной, это как раз показатель, что он ни разу не крут. Тот, кто действительно круче всех, никогда не считает себя крутым.
– Каждый может сорваться. И потом, я же пастор. Духовник. При мне плакать не стыдно.
– Никакой ты не пастор.
– Еще какой пастор! Ты просто не знаешь.
– Горас был слишком добрым и великодушным. Многие люди, оказавшиеся на улице, попали туда потому, что совершили какую-то ошибку. Горас был слишком великодушным.
Он мог бы жить у меня, но ему не хотелось меня стеснять.
Потом Дейв говорит, что может меня познакомить с одним врачом. Он из Бразилии. Хирург по пластическим операциям. Не очень честный, как я и просил. Мне не хватает духу ответить Дейву, что я передумал. Для осуществления задуманного мною чуда мне не нужен нечестный врач. А нужен, наоборот, честный.
– Этот парень, который врач, тот еще прощелыга. Не знаю, что там у тебя за дела, но если будешь к нему обращаться, я тебе очень советую поторопиться. Ему явно недолго ходить на свободе.
Я увидел собаку, только когда она подошла совсем близко. Если вас спросят, что делать, когда на вас нападает огромный агрессивный пес, вы, я думаю, сможете предложить несколько действенных способов самозащиты, но когда агрессивный огромный пес нападает на самом деле, у вас просто нет времени, чтобы спокойно обдумать план действий.
Нас разделяет буквально пять-шесть шагов. Пес яростно лает. Огромная, свирепая зверюга. Этакий пес-культурист, набитый стероидами и сырыми бифштексами. Я медленно пячусь, стараясь не делать резких движений. Я где-то читал, что к собакам нельзя поворачиваться спиной. И нельзя убегать. Я пячусь, пес наступает. Но дистанцию не сокращает. Похоже, он не собирается нападать. До меня постепенно доходит, что зверь вовсе не злой и не настолько опасный, как мне показалось сначала: он просто делает то, что, по его разумению, должен делать всякий уважающий себя пес. Наверное, он просто выбежал со двора через дырку в заборе или через незапертую калитку и решил, что часть улицы, примыкающая к забору, это тоже его территория.
Краем глаза я вижу, что Дейв проворно забрался на дерево, на которое я бы не смог вскарабкаться даже с помощью лестницы.
– Вот так всегда и бывает, стоит забыть пистолет в машине.
Дейв поставил машину за углом. Мы как раз шли к тому самому бесчестному бразильцу, когда на нас выскочил этот пес. Кстати, пес перестал лаять и теперь просто смотрит на меня.
Он – на меня, я – на него. Видно, что зверь очень сильный, с крепкими мышцами. Видимо, он и вправду сбежал со двора, и я даже рад, что Дейв забыл пистолет в машине, потому что пес ни в чем не виноват. Виноват его хозяин.
Собак я люблю. То есть, конечно, не всех подряд. Собаки бывают разные. Иногда попадаются очень противные, злобные, шумные, с гадким характером. Они, разумеется, не вызывают симпатии. Даже наоборот. Но, в общем и целом, собак я люблю. И даже не потому, что они преданы человеку, а потому что собаки, в отличие от кошек, готовы служить, причем делают это охотно. И, самое главное, собаки не боятся казаться смешными – опять же, в отличие от кошек. Собаки с готовностью выставляют себя в глупом свете, чтобы посмешить стаю. Собака – друг человека. А для чего человеку друзья? Для того чтобы рядом был кто- то, кто нас понимает. Кто всегда нас поддержит. Да, безусловно. Но безрассудства и глупости близких друзей – они нужны нам не меньше, чем их понимание и поддержка. Напился в хлам и обольстил прекрасную даму, страшную, как смертный грех? Втайне от жены потратил все сбережения на сувениры с символикой любимого спортивного клуба (которые оказались подделкой)? Взялся менять электропроводку и в результате устроил пожар? Мы всегда благодарны тому, кто дает нам возможность как следует посмеяться. Каждый должен совершить свою долю глупостей, выступив клоуном для окружающих.
Пес стоит и облизывается. Мы с ним таращимся друг на друга. Псу явно скучно. Мы оба не знаем, что делать дальше. Я даже не буду пытаться вернуться к машине – ни за что не решусь пройти мимо этого лохматого чудовища, – но, с другой стороны, не могу же я вечно пятиться задом. В общем, надо что-то решать.
– Когда я найду хозяина… – шипит Дейв со своей ветки. Я вижу, какое у него лицо, и понимаю, что то состояние, которое я полагал для себя крайней степенью ярости, было всего лишь гипертрофированным недовольством: чрезмерной досадой и не более того. Ярость Дейва – это ядерный взрыв. Глобальный катаклизм. Стихийная сила, которая сметает все на своем пути и не видит особой разницы между мишенью и всем остальным.
Во дворе перед домом, который слева, появляется пудель. Со своей безопасной позиции с той стороны сетчатой изгороди он заливисто лает и браво бросается на металлическую сетку. Наше чудовище даже не соизволило взглянуть в сторону этой кудлатой мелочи. Через пару минут во двор выбегает хозяйка пуделя и пытается увести его в дом.
Я кричу ей:
– Вы не знаете, чья это собака?
– Нет, – отвечает она с крыльца.
– А вы не могли бы позвонить… ну, чтобы этого пса забрали? – Я указываю на чудовище.
– Нет. Это не моя собака, – отвечает хозяйка пуделя. Вот так все и закончится. Конец света наступит не из-за того, что какой-нибудь гениальный злодей-мизантроп вдруг решит уничтожить весь мир и придумает, как это сделать. Все будет значительно проще: какой-то ленивый придурок не закроет калитку, и мы все
