воспитание… чтобы они выросли добропорядочными людьми и держались подальше от всякого криминала… ну, там, вооруженный грабеж, все дела. Но если ты будешь настаивать, я, конечно, могу…
– А в понедельник?
– В понедельник – нормально. Сам уже жду не дождусь, когда можно будет начать работать. Хотя, нет. Погоди. Слушай, ты не поверишь. В понедельник должен прийти мастер из энергосбытовой компании. Будет подключать электричество. У нас вышло недоразумение с оплатой электроэнергии, а эти дятлы из ЭСК, они не забыли тот давний случай, хотя прошло уже столько лет… И бесполезно им что-то доказывать. Они все равно не поверят, что я осознал и исправился. Но мы там разобрались, и электричество мне подключат. Вот только хрен его знает, когда он придет, этот мастер. Я просил, а они мне сказали:
“В течение дня”. Так что придется сидеть и ждать. Эй, погоди…
не надо так на меня смотреть.
– А как я смотрю?
– Да вот так. Думаешь, я ничего не вижу? У тебя на лице все написано. И ты, кстати, не первый. Смотришь и думаешь про себя: “Может быть, он и исправился, этот бывший грабитель и вор, но то, что он там говорит о своих кулинарных способностях, это точно туфта. Никакой он не повар”. Раньше, когда я был молодым и горячим, я сразу бил за такое в морду.
Потому что обидно, когда тебя не считают за человека. Но я уже далеко не молод, мне сорок четыре. И я знаю цену свободе.
Мне очень не хочется ее потерять. И поэтому сейчас я сдержусь и не впечатаю тебя рылом в стол, чтобы ты перестал так смотреть. Потому что это неправильно. Ты меня совершенно не знаешь, а берешься судить.
– Шафран…
– Нет. Я же вижу, что ты сомневаешься. И не надо мне врать, я не хочу слышать ложь от служителя Господа, но я вижу, что ты сомневаешься. Но я тебе докажу. В следующий вторник я приду и приготовлю тебе феерический обед, ну, если маме будет получше, хотя в последнее время у нее что-то нехорошо со здоровьем, ну, ты понимаешь, она уже пожилая, и у нее была очень нелегкая жизнь. Уж сколько она за меня волновалась, ну, пока я не исправился… бедная мама… но в следующий вторник я приготовлю тебе фантастический обед, причем совершенно бесплатно. Ты понимаешь? Бесплатно. Это значит, что я не возьму с тебя денег. Я сделаю все за “спасибо”.
– Хорошо. Значит, жду вас во вторник.
– Во вторник я буду.
Во вторник он не появился. И потом тоже не появился. Собственно, я и не сомневался, что так и будет. Мне, конечно, приятно, что я оказался прав, но, как обычно, пользы от этого никакой.
Я угощаю Дидсбери пивом.
Мы сидим в “Кокосовой роще”, в небольшом непримечательном баре. Я не хочу, чтобы Дидсбери подумал, что у меня все карманы набиты деньгами, но мне нужна его помощь в осуществлении чуда. Я решил не размениваться по мелочам. Чудо будет одно, но зато грандиозное. Воскрешение из мертвых должно обратить на себя внимание. А уж если меня не заметят и после такого, тогда я сдаюсь.
– Так когда тебе нужен наш гроб на колесах? – спрашивает Дидсбери.
– Мне не нужен ваш гроб на колесах. Но мне нужна твоя помощь. У меня есть к тебе предложение…
– Ты что, некрофил?! – Он резко встает, собираясь уйти.
– Нет-нет-нет. Просто мне нужен свежий покойник, в презентабельном состоянии. На пару часов. А потом я верну его в целости сохранности.
– А зачем тебе свежий покойник?
– Мне нужно прикинуться мертвым.
– Ну, так прикинься. Задержи дыхание, ну, я не знаю…
– Мне нужно свидетельство о смерти. Но это не к спеху. Я могу подождать, пока у вас не появится клиент, более-менее похожий на меня. И останется только найти врача, который меня освидетельствует.
– У меня могут быть неприятности.
Я называю цену. Говорю ему, что не шучу. Судя по выражению его лица, он будет дрожать и бояться, но все равно скажет “да”.
Он называет другую цену. Она больше моей, но совсем не намного. Впрочем, сейчас речь идет не о деньгах – речь идет об уверенности, об ощущении контроля над ситуацией.
– Я бы в жизни не взялся за это дело, но у меня мама болеет, а эти врачи…
Может быть, это правда. Может быть, нет. Мне как-то без разницы. У Дидсбери огромные руки, и очень длинные большие пальцы. Я в первый раз вижу такие пальцы: почти в два раза длиннее, чем обычно. Как будто их нарастили специально. Из него получилась бы замечательная обезьяна. Он никогда бы не падал с деревьев.
– И дай мне честное слово, что ты не будешь… ну, заниматься всякими безобразиями. Я не то чтобы очень высокоморальный, но есть вещи, которые категорически неприемлемы.
– Даю тебе честное слово. Никаких безобразий. Можешь даже присутствовать, если хочешь, чтобы лично проконтролировать.
Дидсбери явно в сомнениях, но я уже вижу, что он себя уговорил.
– Даже не знаю, – задумчиво тянет он. – А тебе точно не нужен наш представительский труповоз?
– Точно не нужен.
– А надгробные камни на солнечных батареях? У меня большой выбор.
– Мне такое не нужно, – говорю я. – Но у меня есть приятель, который, я думаю, их возьмет.
Я вхожу в мрачное здание похоронной конторы и невольно задаюсь вопросом, как я буду потом вспоминать этот момент: как прелюдию к новому увлекательному и захватывающему этапу моего жизненного пути или как начало еще более безрадостного и унылого периода? И почему я не люблю шоколад?!
– Да не напрягайся ты так, – говорит Дидсбери. Видимо, у меня на лице отражаются все беспокойные мысли. – Никто сюда не придет. Все спокойно и тихо. Во время праздников люди не умирают.
Я все-таки решился на это безумное предприятие, хотя теперь мне не хочется этого делать, потому что я просто не вижу, какой в этом толк. Ноя решил довести начатое до конца. Потому что мне кажется, что я должен пройти через что-то подобное. Я ни разу в жизни не рисковал по-крупному – так чтобы пан или пропал, – и, наверное, поэтому так ничего и не добился. Как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанского.
Дидсбери представляет мне мистера Йетса. Он геолог, недавно приехал в Майами. Где и отдал Бог душу. Мистер Йетс, для друзей и бальзамировщика – просто Дон. Не сказать, чтобы он очень похож на меня. Но и не то чтобы совсем непохож. Мы с ним одного роста, и у него тоже очень короткая стрижка.
Мы загружаем его в легкий одежный шкафчик, и я чувствую мимолетный укол вины. То, что мы делаем – это неправильно. Самому Дону уже все равно, но такой поворот событий вряд ли понравился бы его родным и близким. Хотя в том, чтобы “прогулять” мертвое тело, нет ничего аморального или даже противозаконного (я думал об этом и пришел к выводу, что, если нас вдруг поймают, меня не смогут ни в чем обвинить, поскольку мы обращаемся с Доном со всем подобающим уважением).
Мы кладем шкафчик в багажник микроавтобуса. Шкафчик нужен для маскировки, чтобы никто не подумал, что мы перевозим покойника. Меня всегда раздражало, что я такой беспрос-ветно средний: среднего роста, среднего телосложения и, одно время, среднего достатка (как мне теперь не хватает последнего, кто бы знал!). Мне всегда хотелось, чтобы во мне было хоть что-нибудь примечательное, выдающееся: красивый голос, умение ровно повесить полки или приготовить роскошное жаркое из баранины, способность сходу назвать столицы всех стран мира.
Но теперь, когда мы с Дидсбери таскаем Дона, я тихо радуюсь про себя, что у меня рост не шесть футов два дюйма. По коридору мы везем шкафчик с телом на тележке-каталке, но от подъезда до машины нам приходится нести его на руках. Дидсбери – крепкий мужик, и он привык таскать тяжести. А я чуть не падаю в обморок от напряжения. Вот будет весело, если я свалюсь замертво в процессе кражи мертвого тела. Прямо сюжет для чернушного анекдота!
