визг. – Но на самом деле вы нечто иное, как ханжа и самовлюбленный обыватель! У вас нет ни сердца, ни жалости, ни сострадания к несчастью других! Меня и детей вы обрекаете на беду… только ради ваших так называемых высоких понятий долга и чести!
– Вон! – заорал он и попробовал придать своему доброму лицу свирепое выражение. – И быстро… вон отсюда!
Он с силой подтолкнул ее к двери. При этом он вовсе не был зол на нее. Он отлично понимал ее отчаяние. И ненавидел себя самого, потому что не мог ей помочь, переживая сейчас один из тех моментов, когда ненавидел свою профессию.
23
Михаэль Штурм стоял и тупо смотрел на легкие нити весеннего дождя за окном. Он все еще никак не мог собраться с духом, чтобы сесть и написать заключение о смерти Оскара Миттерера. Он неохотно повернулся к столу, когда зазвонил телефон.
Он почти не сомневался, что это инспектор Крамер, хотевший знать результаты лабораторного анализа, и ему пришлось преодолеть себя, чтобы снять трубку и ответить. К его удивлению, на другом конце провода был директор тюрьмы Пюц – врач по профессии.
– Дорогой коллега, – сказал он, – мне опять срочно нужна ваша консультация. Речь идет о некой Лилиан Хорн.
Штурм уже много месяцев не слышал этого имени и сам не произносил его вслух, что вовсе не означало, будто он забыл эту женщину. Сейчас воспоминание о ней оживало в нем с каждой секундой все сильнее и сильнее, словно ее дело слушалось только вчера.
– Она что-нибудь сделала с собой? – быстро спросил он.
– Она? Да что вы! Это такая особа, которую ничто не сломит. Она и в аду выживет.
– Может, она плохо ведет себя?
– Нет, так нельзя сказать. Она приспособилась. Не ноет, не хнычет и пользуется благодаря этому особым уважением у надзирательниц, да и у заключенных тоже. Кроме того, у нее острый язычок. А тут такое уважают.
– Тогда что же с ней? – спросил Штурм, ничего не понимая.
– Она жалуется на боли в животе и, похоже, ее действительно прихватило. Я поставил диагноз аппендицит и отправил ее в изолятор.
– Ну, и?
– Если симптомы подтвердятся, аппендикс надо удалить. Лично я уверен, что она не симулирует. Но она опасная особа, судя по процессу – патологическая врунья. Поэтому мне было бы спокойнее, если бы вы ее посмотрели, дорогой коллега. Сами знаете, всегда какое хлопотное дело переводить в окружную больницу заключенную с пожизненным тюремным сроком, всякие там меры предосторожности и так далее… Ну, вы сами понимаете.
– Конечно, доктор Пюц, само собой разумеется, я приеду. Когда вам будет удобно?
– Лучше всего прямо сейчас. Если дело серьезное, я не хотел бы терять понапрасну времени.
– Хорошо. Немедленно направляюсь к вам.
Когда Михаэль Штурм надевал плащ, в комнату вошел Джо Кулике.
– Ну, избавился от вдовы-красотки? – спросил он, криво ухмыляясь.
– С грехом пополам.
– Могу себе представить. Крепкий орешек.
Михаэль Штурм взглянул на него.
– Поэтому ты и оставил меня с ней одного?
– Только не становись смешным! Я хотел дать тебе шанс! Ты же прирожденный вдовий утешитель!
– Ха, ха, ха, как смешно. Сейчас прямо запрыгаю от смеха. – Михаэль Штурм направился к двери.
– Ты куда? Еще двенадцати нет!
– В тюрьму. Звонил доктор Пюц. Лилиан Хорн заболела.
– Слушай, я с тобой! – Кулике уже рванул свой плащ с крючка.
Но теперь ухмыльнулся Михаэль Штурм.
– Ишь, какой прыткий! Там такие, как ты, не нужны, мой друг. И, кроме того, кто-то должен охранять нашу цитадель. Вот ты и займешься этим!
– Ах, так! Какая подлость! – проворчал тот недовольно, – все, что сладенькое, так сразу тебе. Расскажешь мне хотя бы потом, как там. Неужели она и в тюрьме все так же хороша?
Но Михаэль Штурм не слышал его – он уже был за дверью.
Михаэля Штурма никак нельзя было упрекнуть в сентиментальности. Тем не менее, посещение старой каторжной тюрьмы каждый раз повергало его в душевное смятение.
Мрачный комплекс зданий, считавшийся в конце прошлого века образцом современной архитектуры, находился примерно в пятнадцати километрах за городской чертой. С угрожающим видом, подобно средневековой темнице, возвышалась тюрьма над равнинной местностью, приветливо радующей глаз весенней зеленью. Крестьяне, выращивающие здесь для близлежащего промышленного города овощи, жили в постоянном страхе, что заключенные совершат побег, нападут на их дома и грубо завладеют их имуществом. С другой стороны, близость тюрьмы сулила им весомые преимущества, поскольку благодаря заключенным, отличавшимся хорошим поведением, что скашивало им срок заключения и приближало
