Могила. Слово гулкое, как эхо. Долгое эхо захлопнувшейся двери, без конца перекатывающееся в голове. Безысходное слово.
Она открыла глаза — может быть, через много десятков лет, а может, она так и лежала с открытыми глаза ми, потому что вокруг ничего не изменилось. Только где-то в глубине разума послышался шепот, какой-то тихий шелест. Он раздражал.
— Уйди, — сонно сказала она и перевернулась на другой бок среди мягких подушек на своей собственной постели в Милосе, однако голос не исчез; он превратился в ласковый шепот моря, в шорох ползущей змеи, в низкий рокот бьющегося сердца. Он стихал и вновь нарастал, как волна, и, несмотря на раздражение, она никак не могла от него отделаться. Шепот становился все громче и громче, теперь в нем различались три мягких слога, повторяемых вновь и вновь.
Сквозняк. Едва уловимое движение воздуха. Словно нежное прикосновение к щеке.
Чьи-то пальцы на лице. Нет, гораздо легче, что-то совсем маленькое, оно ползет, щекочет, касается ее крохотными лапками, его хвост подрагивает. Она вскочила с воплем ужаса, дернулась, в приступе панического страха заметалась по комнате, налетая на мебель, разбила амфору с зерном, и то со злобным шорохом полилось на пол. Обезумевшие руки рвали платье, судорожно размахивали в воздухе; но тут она ударилась о саркофаг и застыла как вкопанная.
Она перевела дыхание, попыталась совладать с собой. Спокойно. Спокойно...
Скорпион, скорее всего, упал, улизнул в какую-нибудь щель. Но если он уцепился за... эта мысль вызывала новый взрыв ужаса. Руки опять зашарили по сторонам и наткнулись на какой-то круглый предмет. Лампа!
Она чуть не разрыдалась от облегчения, но еще дол го, очень долго шарила вокруг, натыкаясь на всевозможные предметы, которые гремели, падали, разбивались; наконец пальцы нащупали резную крышку коробочки с трутом. Она снова и снова ударяла огнивом по кремню, высекая искру, и каждый раз истерически взвизгивала от страха.
Пламя вспыхивало и гасло, вспыхивало и гасло. Затем разгорелось ровнее. Она поднесла горящий трут к лампе, подождала, пока займется фитилек.
Свет!
Он был ярким, ровным, уверенным.
Свет выхватил из темноты золотую маску Архона, стол, уставленный коробами с едой, зеркало у стены.
А в зеркале — лицо: чумазое, в потеках слез, с торчащими вкривь и вкось прядями волос. Лицо потрясенно глядело на Мирани.
Немного придя в себя, она утерлась подолом туники, подняла лампу и внимательно оглядела себя с ног до головы, повернулась к зеркалу спиной, ожидая увидеть на плече скорпиона, уцепившегося за платье, готового ужалить. Скорпиона нигде не было, но она долго еще не могла успокоиться, снова и снова резко оборачивала, словно пыталась застать его врасплох.
Потом поймала в зеркале свой собственный взгляд. Вот, значит, как сходят с ума. Она сурово посмотрела своему отражению в глаза.
— Возьми себя в руки! — Голос прозвучал хрипло; она откашлялась. — Так-то лучше! Ну и прическу они тебе соорудили! Ничего, отрастет... А платье никуда не годится...
Звук собственного голоса бодрил, успокаивал.
— Надо зажечь свет поярче, — сказала она вслух. — Где-то здесь должна быть целая куча ламп. И еды. Любая роскошь, какой только душа пожелает. — Все, кроме воды...
Она сделала шаг и наступила босой ногой на что-то твердое. Посветив лампой, увидела на полу рубинового скорпиона. Помедлив, взяла его в руки, ощутила тепло, удивилась этому. Потом приколола его на платье.
Лампы обнаружились в плетеной корзине. Она расставила их повсюду, зажгла, и в залившем пещеру ярком свете замерцали груды золотых украшений полированные бока медных и бронзовых сосудов, позолоченные узоры на громадном саркофаге Архона. Среди теней по углам громоздились высокие горы пожитков, а направо темнел черный проем двери в соседнюю камеру, где, как она знала, в деревянных гробах лежали слуги почившего Архона, Она старалась туда не смотреть.
И, разумеется, была еда, великое множество еды. Однако вода стояла всего лишь в трех золотых чашах у порога — она была самым ценным приношением, какое могли себе позволить люди. Мирани взяла одну из чаш и жадно выпила.
Нет нужды ограничивать себя, подумала она, слизнув с губ последнюю каплю.
Потому что воздух иссякнет гораздо раньше воды.
На двери не осталось даже вмятинки. Сетис выронил лом и взвыл от бессильной ярости. Самый маленький из пленников со смехом приподнялся на локте; трое других спали. Орфет выругался и повернулся к Алексосу:
— Мог бы и помочь, чем просто так сидеть без дела!
Мальчик покачал головой.
— У меня нет мускулов, Орфет, — произнес он с убийственной логикой; крохотные лапки обезьянки обвивали его шею.
— Тогда ты! — Орфет злобно пнул Шакала ногой. — Помоги, а не то я перережу всех твоих дружков одного за другим!
Шакал улыбнулся. Он сидел, прислонившись к стене, и, не обращая внимания на кровь, текущую из раны на лбу, с нескрываемым удовольствием наблюдал за происходящим. Сетис впал в отчаяние. Он понятия не имел, долго ли они трудятся и сколько сейчас времени. Наверху, должно быть, близится рассвет. Мирани провела взаперти уже много часов. Воздух кончается. А он падает от изнеможения, все мышцы мучительно болят. Ни в ком из них, кроме Орфета, нет ни капли силы! Слишком много лет провел за столом, с горечью подумал он.
Однако Креон неожиданно поразил их всех. Креп кий и жилистый, он разделся, обнажив белую безволосую грудь, и орудовал ломом, толкал и колотил наравне со всеми. Но тщетно!
Все трое замерли в безмолвном отчаянии.
И тут заговорил Шакал.
— Видите ли, — начал он беспечно, — ваша проблема в том, что могила запечатана. То есть абсолютно не проницаема для воздуха. Благодаря этому ее содержимое попадает в Загробное Царство совершенно свежим. И еще это, к несчастью, означает, что ваша маленькая подружка умрет, поскольку дышит воздухом. Она попросту задохнется.
Орфет метнул на него яростный взгляд.
— Заткнись!
— Могу и заткнуться. Но мне больно видеть вас в таком состоянии. — Грабитель могил ухмыльнулся. — Сдается мне, вам, ребята, нужна помощь профессионала.
— Да я убью его на месте! — взвился Орфет.
— Погоди, — остановил его Сетис. — Успеешь. — И пристально посмотрел на Шакала. — Ты хочешь сказать, что мог бы вскрыть эту дверь? Как?
— Так я тебе и рассказал! Профессиональная тайна...
— Врет он все, — прорычал Орфет.
— Неужели?! — Продолговатые глаза Шакала внимательно следили за ними, потом переметнулись на Алексоса и Креона, сидевших бок о бок. — Тогда почему бы вам не попросить Бога? — язвительно заметил он. — Или его тень?
— А что толку? — с неохотой проворчал Креон.
Наступило молчание. Орфет сел, все еще кипя от злости. Потом Сетис спросил:
— Какова твоя цена?
Грабитель, не торопясь, вытянул ноги.
