Гермия приготовилась говорить. Она тряслась, обливалась потом, прическа растрепалась, золотая маска медленно поднялась, и из-под нее донесся голос, скрипучий, неузнаваемый. Она с трудом исторгала слова, как будто превозмогала боль, как будто извлекала их из немыслимой глубины.
— Я слышал. Вот что я говорю. Пустыня принадлежит мне. Она запретна. Мой гнев испепелит всякого, кто осмелится вторгнуться туда. Ибо жилы земные благословенны, Лунные горы священны. Ничья нога не ступит туда, кроме моей. Следы людские — это зло и проклятие.
От внезапного спазма Гермия содрогнулась всем телом и распростерлась на земле. На глазах у потрясенных торговцев Мирани подбежала и накинула на старшую жрицу синий плащ. Потом отвернулась, пытаясь скрыть изумление.
— Оракул сказал свое слово. Теперь вы должны уйти. Гласительнице надо восстановить силы.
Чернобородый принц умоляюще воздел руки.
— Это всё? Больше нам нечего ожидать?
— Кажется, всё ясно. Бог вам отказал.
— Но… — Принц покачал головой, с трудом сдерживая гнев. — Мы надеялись… Может быть, Бог передумает.
— Не знаю, — голос Мирани был холоден. Она вдруг возненавидела себя за то, что пришла сюда, участвует в этом представлении. Захотелось выложить без обиняков, что Бог ничего подобного не говорил, что отвечала им только Гермия. Но ей и без того грозит немало опасностей. Если гости заподозрят обман, может произойти всё что угодно. Вплоть до начала войны.
Принц вгляделся в Мирани внимательными темными глазами. Потом слегка поклонился, развернулся, взмахнув полами бурнуса, и зашагал вниз по лестнице. Его спутники последовали за ним, всем своим видом выражая высокомерное недовольство. Убедившись, что они ушли, Мирани облегченно перевела дыхание и сняла маску. Свежий ветерок холодил потное лицо. Потом она обернулась.
Гермия привстала. Ее волосы рассыпались по плечам, луна освещала угловатое лицо. Маску Гласительницы она держала в руках. Золотые диски и перья ибиса перепутались, разверстый рот зиял темнотой.
— Я тебе еще нужна? — пролепетала Мирани.
— Нужна ли ты мне?! — победоносно воскликнула Гермия. — Будь моя воля, тебя бы опять захоронили в гробнице, невзирая ни на какие законы. Проваливай. Пришли сюда Криссу.
Мирани, к своему собственному удивлению, не двинулась с места.
— Я ожидала, что… Бог удовлетворит их просьбу.
— Ожидала? Бог разговаривает со мной, а не с тобой. — Гермия в упор взглянула на соперницу. — Ты всего лишь Носительница, Мирани. Да и это ненадолго, потому что Бог скоро убьет тебя. Он всегда так поступает. — Она аккуратно заколола прядь волос. — А до тех пор слушай, что я говорю, и смирись. И знай, что твой жалкий Архон тебя подвел.
Рассерженная Мирани зашагала по лестнице. Полы ее платья задевали кустики тимьяна, и те отзывались резким запахом и облачками мотыльков. В отчаянии Мирани мысленно воскликнула:
По дорожке зигзагами проползла змея; Мирани в ужасе отшатнулась. Змея посмотрела на нее и сказала:
Но змея скользнула в траву, и ночь смолкла.
Мирани застыла на месте. Далеко внизу, у подножия утеса, плескались о камень волны. Стрекотали цикады — извечный ночной хор. Девушка сложила руки на груди и глубоко вздохнула. Есть только один выход. Слова Бога начертаны на серебряной сфере, и надо прочитать их, пусть даже шар погребен в темных глубинах земли, в пещерах и туннелях, где обитает тень Бога.
Для этого нужно поговорить с Сетисом или найти Орфета.
Легко сказать. Один из них слишком занят, раздает приказы сотням писцов. А другой наверняка мертвецки пьян.
В этот ранний час солнце низко стояло над Верхним Домом. Ритуал закончился, слуги подавали завтрак, а жаркие лучи уже ползли по затененной террасе, забирались под полотняный навес, хлопавший под напором морского ветерка.
Мирани вышла из спальни на лоджию и остановилась, глядя вниз. Откуда-то доносились два голоса. Может быть, даже три. Один из них принадлежал Ретии, и Мирани вздохнула с облегчением. Она прошла по мраморному коридору, мимо красивых, но таких отрешенных статуй прежних Гласительниц, и спустилась во внутренний двор. Рослая Ретия подняла глаза. На ней было черное платье и серебряное ожерелье с бирюзой; Ми-рани знала — его привезли купцы. Они прислали на Остров образчики своих товаров: духи, драгоценности, наряды для всех Девятерых. Дары не принесли пользы Людям Жемчуга. Сидя за столом, Мирани задумалась о причинах отказа Гермии. Почему она запретила поход к Лунным горам? Там никто еще не бывал. Пустыня раскалена, как печь, горы безжизненны. Но если там и вправду есть серебро, должно быть, Аргелин имеет на него свои виды.
Столы ломились от апельсинов и фиников, мягких хлебов и светлого разбавленного вина из Аленоса, Мирани выбрала апельсин и надрезала его ножом с перламутровой рукояткой. Брызнул сок, разнесся сладкий аромат спелого плода. Она тихо спросила у Ретии:
— Где Крисса?
— С Гласительницей. Где же еще?
Мирани кивнула. После той страшной ночи среди Теней, после пришествия Архона, с тех пор как Девятеро узнали, что Крисса, золотоволосая хохотушка Крисса, шпионит для Гермии, обитательниц священного Храма разделила трещина. Семь против двух. Никто не заговаривал с Криссой без крайней необходимости. Она надувала губки, закатывала истерики, купалась в пруду одна и старалась ни с кем не встречаться. То ли ей было стыдно, то ли безразлично — Мирани не имела понятия. Когда-то она думала, что понимает Криссу. Это оказалось большой ошибкой.
Ретия покосилась на двух других девушек и вполголоса спросила:
— Так чего же хотят купцы?
— Организовать в горах добычу серебра.
— Хорошо. Держу пари, Гласительница с радостью ухватилась за эту мысль.
Мирани проглотила дольку апельсина.
— Нет. Она их прогнала.
Рослая девушка бросила на нее удивленный взгляд.
— Почему?
— Ума не приложу. Разве что…
— Разве что Аргелин хочет сам добывать серебро. И все-таки странно. Почему бы не сделать всю черную работу руками Людей Жемчуга? Дать им рабов, верблюдов, корабли, а потом снимать сливки и получать прибыль? И никакого риска.
Ретия была умна и исполнена высокомерной уверенности в себе. Рядом с ней Мирани всегда чувствовала себя маленькой, невзрачной; она к этому привыкла и страдала уже не так остро, как вначале, но все-таки переживала. Она ощущала, что после всего случившегося Ретия, не признаваясь в том, стала питать к ней толику уважения, но по-настоящему они так и не сдружились. По крайней мере не сдружились так, как она дружила когда-то с Криссой.
Мирани взяла кусок хлеба. Ретия тотчас же поманила служанку.
— Попробуй это для Носительницы.
— Нет нужды, — слабо возразила Мирани.
— Не говори глупостей. Дай ей попробовать.
Небольшая булочка была свежей и мягкой. Люто ненавидя себя, Мирани протянула ее служанке —
