понадобиться помощь.
— Только не твоя!
— Брокл… — попытался вмешаться Скапти.
— Нет! — Великан упрямо стукнул кулаком. — Я не стану биться бок о бок с человеком, которому не доверяю. Рядом с друзьями — да, но не рядом с тобой. Ты останешься здесь.
Мунгарм бесстрастно посмотрел на него своими немигающими глазами:
— Ты не видишь дальше собственного носа, Брокл.
— Я всё прекрасно вижу. И тебя я вижу насквозь.
Глаза Мунгарма сузились, но он ничего не ответил, а, отвернувшись, улёгся в углу. Джесса бросила взгляд на Хакона, тот пожал плечами. Как они ненавидели такие сцены!
Смертельно уставшая после последнего перехода, Джесса изо всех сил старалась не спать, но сон всё-таки победил. Остальные, видимо, тоже уснули, потому что внезапно раздавшееся за дверью сопение и рычание заставило их подскочить от неожиданности.
Джесса сжала в руках ножи и сбросила с себя меховое одеяло. Мунгарма в доме не было.
— Дурак! — прошипел Брокл.
Он широко распахнул дверь; Джесса выглянула из-под его руки.
На чёрном небе сияли яркие звёзды. Волк и медведь, сверкая глазами, кружили вокруг друг друга; на привязи рвалась и пронзительно блеяла коза.
Медведь был огромным, с кремово-белой шкурой, заляпанной грязью. Он скалил длинные острые клыки.
— Мунгарм! — прозвучал резкий голос Кари. — Не сейчас!
Волк остановился, сверкая жёлтыми глазами, и сел, высунув язык. Кари вышел из дома, за ним появился Брокл.
Подойдя к медведю, Кари присел на снег. Медведь не двигался и смотрел на него.
Оба не шевелились — медведь и Снежный странник. Никто не слышал, о чём они говорили.
Для Кари разум медведя был белой пещерой, полной резких запахов, холода, крови. Он проник глубже, туда, где без слов и речи двигались мысли зверя. Медведь пришёл с севера, белый и огромный.
«Там, где зима, — сказал он, — живут ужас и холод. Холод исходит от меня самого. Я — лёд; я бесконечная ледяная равнина; она всегда во мне, но в то же время я хожу по ней. Я — зима. Разве можно убить холод, мороз, ветер? Они — это я. Я звёзды, северное сияние, боль в твоих пальцах и ушах. Я — Конец мира».
«Мост, — говорил ему Кари. — Что такое этот мост? Это радуга?»
Но медведь не ответил; он не понимал вопросов. Его мысли словно ходили по кругу, всё время возвращаясь к одному и тому же. Зверь зарычал; Кари почувствовал, как напрягся Брокл, и вернул свой разум из блуждания в пустоте.
Кари сказал, вставая:
— Он не уйдёт, он не может уйти. Животными движет только голод. А этот зверь — из мифа. Делайте своё дело.
Словно услышав команду, волк рванулся вперёд и с рычанием вцепился в горло медведя.
Брокл с криком подскочил к зверю, Хакон бросился за ним. Полетели клочья шерсти, снег окрасился кровью. Брокл с размаху вонзил топор в густой мех зверя; тот заревел и попытался схватить человека, но челюсти волка держали его крепко.
Медведь, словно тряпку, отшвырнул волка в сторону и пошёл на людей.
Волк, это был Мунгарм, встал и низко пригнул голову. Брокл, Скапти и Хакон стояли плечом к плечу. Медведь, рыча, приближался к ним.
— Внимание, — тихо сказл Брокл.
Волк глухо зарычал, медведь резко повернулся к нему. Издав боевой клич, люди бросились вперёд; прикрывая друг друга, они принялись наносить удары, увёртываясь от когтей и зубов и огромных мохнатых лап. Медведь яростно заревел, и снова в его горло вцепился волк.
В воздухе свистнул меч Хакона.
Медведь упал, подмяв под себя волка, и покатился с ним по земле.
— Он убьёт его! — задыхаясь, проговорил Скапти. Брокл собрал все силы, вновь занёс топор и по самую рукоятку вонзил его в зверя; — по телу медведя пробежала дрожь: топор перерубил ему шею.
Зверь дёрнулся, захрипел — и затих.
Они молча смотрели на него. Лёгкий ветерок шевелил густой мех. Из-под туши, пыхтя и задыхаясь, выбрался волк; при виде людей он остановился, его глаза сверкали, с клыков капала кровь.
Волк шагнул к людям.
Брокл поднял топор.
Все молча ждали, что будет. Взъерошенный волк дико сверкал глазами; ничто не говорило о том, что это человек. Джесса сжала кулаки. Ей хотелось крикнуть Броклу, чтобы он отошёл назад.
Но тут волк, словно сделав над собой огромное усилие, повернулся и исчез в дыму и тумане.
— Мунгарм! — хрипло крикнул Брокл.
— Я думаю, — спокойно сказала скрелинг, — что лучше оставить его в покое. Эти оборотни ещё долго бесятся после того, как убьют. В такое время они опасны.
— Если мы больше никогда его не увидим, я буду просто счастлив, — пробурчал Брокл.
Скрелинг посмотрела на убитого медведя:
— Мы с ним давние враги. — Она присела возле зверя и дотронулась до его морды. Наверное, она видела, подобно Кари, как душа зверя — белый медведь-призрак — вышла из его тела и скрылась в морозном воздухе. — Я буду чтить тебя, медведь, — прошептала она, — и сохраню память о тебе навсегда.
Позже скрелинг показала им своё тканое полотно. В комнате было темно, и только когда женщина подняла над головой светильник, они увидели яркую узорчатую ткань. На ней были вытканы корабли среди голубых волн, сцены из смертельных битв с подземными троллями. На одном рисунке какой- то старинный герой создавал землю из яичной скорлупы, кантеле из костей щуки и пением сотворял деревья, облака и горы. И чем больше Джесса всматривалась в рисунки на ткани, тем больше ей казалось, что она чувствует солёный запах моря, слышит шелест листьев. Она увидела себя и своих товарищей, все опасности и приключения, которые им пришлось пережить, а теперь они шли в пустоту, где не было ничего, кроме ровной белизны. Но тут огонёк светильника задрожал, и Джесса поняла, что на самом деле всё это ей только показалось.
Женщина повернулась к поэту:
— Тебе это должно быть знакомо.
Он кивнул, его худое лицо сияло от удовольствия.
— Все поэты ткут такие полотна, госпожа.
И они улыбнулись друг другу.
Мунгарм к утру не вернулся. Они были готовы тронуться в путь и в который раз посмотрели вдаль.
— Мы не можем больше его ждать, — угрюмо сказал Брокл и повернулся к женщине. — Надеюсь, из-за нас у тебя не появится ещё более страшный враг.
— Мы не можем так уйти, — тихо проговорила Джесса.
— Нет, можем, и уйдём.
Скапти взвалил на себя мешок Мунгарма:
— Я возьму его мешок.
— Оставь его здесь.
Скальд покачал головой:
— Он не тяжёлый. А Мунгарм, может, нас догонит.
— Надеюсь, — сказала Джесса.
— Я тоже. Что мы наконец от него избавились.
— Должно быть, он ранен, Брокл, и ему больно!
Брокл фыркнул:
— Это ему-то?
Женщина посмотрела на него:
— Боль бывает разная, Брокл. Возможно, есть такая, о которой ты ещё не знаешь.
Он отвернулся.
Они попрощались и пошли, а скрелинг смотрела им вслед, и ветер шевелил её чёрные волосы. Она сложила руки и крикнула:
— Если вернётесь, я буду рада!
— Мы вернёмся! — ответила Джесса. Женщина покачала головой:
— Теперь вы уходите в белую пустоту. В сны. Там могут жить только призраки и колдуны.
Она повернулась и ушла в свой низкий дом.
— А ведь мы так и не спросили, как её зовут, — сказала Джесса.
Глава двадцать первая
… все люди должны с жизнью расстаться.
Прошёл день, а Мунгарм так и не появился. Путешественники шли в сплошных сумерках: солнце так и не поднялось над горизонтом. Над ними кружились ледяные звёзды, ярко горела Полярная звезда. Они шли по льду; повсюду громоздились остроконечные льдины, через которые им приходилось перебираться, скользя и цепляясь руками за скользкие выступы.
Падал лёгкий снежок, запорошивший их с ног до головы. Ничего не было видно. Ни животных, ни каких-либо признаков жизни среди длинных бледно-голубых теней ледяной пустыни.
— Не пошёл с нами, — пошутил Хакон, — мудрое он существо.
Через несколько часов путники промёрзли до костей; они поели, и ненадолго им стало немного теплее. Кари вызвал белый волшебный огонь, который загорелся прямо на льду, но тепла он не давал — нечего было жечь. Казалось, они потеряли всякое представление о времени; вечный сумрак сбивал их с толку, им казалось, что само время перестало для них существовать.
Они попробовали уснуть, но от холода сон не шёл.
— Лучше уж идти, — с трудом проговорил Брокл, смахивая с бороды лёд, — а то совсем замёрзнем.
Они встали и побрели вперёд. Откуда-то налетел ветер, заревел и засвистел вокруг них. Забыв друг о друге, они молча пробивались вперёд, погрузившись в видения, сны наяву, которые пели какую-то песню, сливаясь с воем ветра. Слова перестали существовать; губы слишком занемели, чтобы произносить их. Наконец, полумёртвые от усталости, они выкопали в снегу яму и отважились немного поспать, хотя это и было очень опасно. Посиневшая, дрожащая Джес-са едва смогла поднести ко рту кусок сыра.
Потом, когда они поплелись дальше, ей стало казаться, будто они идут по белому пространству, нарисованному на их карте; по белому пергаменту, на котором ничего не писал ни один скальд, потому что не было таких слов, которые можно было бы на нём начертать.
Спотыкаясь, дрожа от пронизывающего ветра, Джесса брела вперёд, думая о Сигни, неподвижно лежащей на шёлковом покрывале. Теперь она сама ощущала прикосновение мехов и шёлка; она коснулась их, проникая в сознание Сигни, и тогда ей стало теплее, и она поняла, что ей нужно лечь на
