Персиды.
— Крисса! Крисса, послушай! Это я, Мирани! — Осторожно, словно чтобы не вспугнуть робкую птичку, Мирани сняла черную ткань, закрывающую ее лицо.
Она ожидала радости, но Крисса взвизгнула еще пронзительнее. Орфет сердито выругался.
— Мирани, неужели это ты! Не может быть! Ты же умерла! И мальчишка тоже!
— Я не умерла. — Она сделала шаг и осторожно забрала у девушки нож. — Слишком ты спешишь записать меня в мертвые, Крисса. Что ты тут делаешь?
— Некогда выяснять, — рявкнул Орфет. — Надо спускаться с обрыва. — Он подошел к окну и принялся отдирать приколоченные доски. Алексос подошел и сел рядом с Криссой.
— Здравствуй еще раз, — сонно молвил он.
Она уставилась на него. Потом заплакала, тихо и безнадежно, закрыв лицо руками. Между пальцев заструились слезы. Мирани отдала нож Алексосу, села рядом и обняла девушку. Крисса всхлипывала у нее на плече.
— Ох, Мирани, как же мне было плохо! Я ждала и ждала, но никто не приходил. Съела всё, что нашла, остались только ягоды и гранаты, меняла платье за платьем, пока они все не запачкались…
— Ты здесь прячешься? Одна?
— С того страшного дня, когда убили Гермию. Мирани, я убежала. Мы все убежали, но я не знала, куда мне идти, потому что у меня есть только тетушка, а она такая, что сразу выдаст меня Аргелину, чтобы спасти свой оливковый сад и яшмовые ожерелья! Вот я и пришла сюда, потому что людям Аргелина это место не нравится, здесь живут только погонщики слонов. Когда они приходят, я прячусь. Здесь много укромных мест. Они трусливые, всего боятся. Я издаю звуки, они пугаются и убегают. Но и мне самой так страшно, Мирани! Каждую ночь я одна-одинешенька!
Мирани отступила на шаг. Вгляделась в бледную кожу девушки, в подведенные тушью глаза.
— Правда? — тихо спросила она.
Крисса почувствовала ее сомнение. Подобралась, широко распахнула голубые глаза.
— Ты мне не веришь!
— Нет, дело не в этом…
— В этом, Мирани! Не веришь ни одному слову! Думаешь, маленькая избалованная Крисса ни за что не осталась бы здесь одна. Думаешь, я пошла к Аргелину, он велел мне прийти сюда и дожидаться вас. Ошибаешься! — Она встала, ее лицо вспыхнуло от гнева, какого Мирани в ней никогда не видела.
— Это ты, Мирани, во всем виновата! Мы все были счастливы, и Гермия, и Ретия, и остальные. Мы жили здесь, нас было Девятеро, я знала, что Аргелин тиран, но нас-то он не трогал! А потом ты всё испортила. Отыскала этого мальчишку, и писца, и этого толстяка. Наплела чепухи, сказала, что Гермия лжет. И начала войну, Мирани, целую войну! И вот теперь Гермии нет в живых, Оракул разрушен, и всем нам грозит опасность, и это дело твоих рук! Подумай только, что ты натворила! И ради чего?
В теплой темноте комнаты колыхались лишь тонкие занавески над кроватью. С моря проникал легкий ветерок.
Даже Орфет на минуту затих. Потом хрипло заявил:
— Пошли, Мирани.
Она не могла сдвинуться с места. Как будто эти слова пригвоздили ее к полу, сковали по рукам и ногам. Потому что она поняла — это правда. Что она натворила! Расколола мир надвое, вообразила себе голос и решила, что это говорит Бог!
Тут Орфет взял ее за руку и потащил к окну.
— Не делай глупостей, девочка. Никто из нас этого не начинал. Не теряй спокойствия. Пошли, скорее!
Но тут где-то хлопнула дверь. Он остановился.
Внизу, в Нижнем Доме, чьи-то руки распахивали все двери.
Кладовых было гораздо больше, чем представлялось Сетису, и все полны доверху. На Острове хранились груды документов. Тысячи лет писцы прилежно записывали все пророчества, сделанные Оракулом. Сетис провел рукой по волосам и быстро отдал приказы. У него в распоряжении было пятеро писцов, скоро прибудут еще несколько.
— Сарво, иди в дальнюю комнату. Ты и ты — начните обыскивать сокровищницы. — Оставив их за работой, он торопливо пошел обратно по каменной лестнице.
Паланкин снаружи еще ждал; значит, Аргелин где-то здесь.
Сетис поспешно вернулся в Храм. Ночные краски сгущались; в громадном зале стало еще темнее, черноту нарушал только крошечный огонек фонаря, который оставил у входа Аргелин. Сетис подхватил его и подошел к пьедесталу.
Он опустился на колени и с любопытством осмотрел пыль вокруг постамента, ища царапины, следы того, что здесь тащили тяжесть, но ничего не нашел. Ничего — только смазанные отпечатки ног, которые мог оставить кто угодно. Неужели Шакал успел вовремя сюда пробраться?
И тут он увидел надпись. Она была древняя, выщербленная, еле заметная, но он стряхнул песок и, поднеся лампу, прочитал загадочные слова:
Он огляделся, прислушался, всмотрелся в тени, прячущиеся по углам. Потом обернулся, вложил палец в небольшую вмятинку, скрытую под ногой у Бога.
Камень подался. Захрустев пылью, повернулась каменная плита Сетис заглянул внутрь и увидел шкатулку.
Грубая, плохо раскрашенная, ветхая от времени. Он осторожно достал шкатулку. Она была тяжелая. Внутри что-то ерзало. Задыхаясь, Сетис поставил ее на землю возле пьедестала.
Его щеки коснулось легкое дуновение.
Он торопливо поднял голову, задул лампу.
В Храме было темно. Только между колоннами падал тонкий лучик лунного света. В воздухе еще висела пыль, и, вдохнув ее, он почувствовал в горле шершавый привкус. Привкус пыли и страха.
И тут послышался шепот.
На миг он в ужасе решил, что это шепчет Бог. И тут увидел ее. Она стояла за дальней колонной, завернутая в темную накидку.
— Мирани!
Он быстро оглянулся и подбежал к ней.
— Что ты тут делаешь? Аргелин здесь!
— Знаю. Со мной Орфет и Алексос.
Его взгляд исполнился такого ужаса, что она испугалась.
— Алексос?
— Мы должны были спасти статую. Получили твою записку. — Она была бледной. Как будто ее что-то озадачило, выбило из колеи. Может быть, содрогание земли. Он схватил девушку за руку и утянул в тень.
— Как вы это сделали?
— Не могу объяснить. Сетис, нам надо уйти с Острова, но повсюду стражники. Они…
— Обыскивают святилище. По приказу Аргелина.
У нее в глазах стояли слезы. Он с удивлением услышал ее шепот:
— Сетис, неужели это я во всем виновата? В том, что Оракул разрушен и всё погибло? Крисса сказала…
— Ах она, хитрая лиса! Ты ее нашла?
— Она пряталась здесь.
— Чушь, Мирани! — Он взял ее за руки и вдруг подумал: как мало он ее знает, как все-таки они далеки. — Это натворил Аргелин, а не мы. Ты Гласительница, Мирани. Ты слышишь Бога! Мы делаем то, чего он от нас хочет.
Она посмотрела на него словно бы издалека, будто отступила на шаг. Но он все еще держал ее за
