— Возможно. Ты спросила об этом оракула?
— Я пыталась, но в ответ получила лишь то, о чем уже тебе рассказала. Не много пользы от такого ответа, да?
— Может, пользы больше, чем тебе кажется. Айя тоже понятия не имела, что означало ее видение. Только теперь стал ясен его смысл. Хорошо, если вы с ней видели одно и то же место. А я подозреваю, что это действительно так.
— Ты меня ненавидишь за ее изгнание?
— Ох… конечно нет! Я буду скучать по ней, но я все понимаю. А ты ненавидишь меня?
Тамир грустно рассмеялась.
— Нет. Я не уверена даже в том, что к Айе отношусь с ненавистью. Это ведь Лхел убила Брата, но ее я тоже не в силах ненавидеть! Она была так добра ко мне и очень помогла, когда мне было одиноко!
— Она очень заботилась о тебе.
— Когда я увижу ее снова? Может, заедем в старый замок на пути домой и поищем ее? Как ты думаешь, она все еще там?
— Я ее искал, когда ездил забрать твою куклу в ту ночь, но не смог найти. Но ты же знаешь, какая она.
— А какое тебя посетило видение, когда ты был здесь в прошлый раз?
— Я видел самого себя с маленьким темноволосым ребенком на руках. Теперь я знаю, это была ты.
Аркониэль увидел, как задрожали губы Тамир, когда она прошептала:
— И все?
— Иногда Светоносный бывает очень откровенен, Тамир.
Тамир казалась такой юной и несчастной, что Аркониэль невольно протянул к ней руку. Она нахмурилась, не решаясь пойти ему навстречу, потом подошла и села рядом на край кровати.
— Я до сих пор чувствую себя чужой в этом теле, хотя уже столько месяцев прошло…
— Не так много времени прошло, если сравнить со всей твоей жизнью. И тебе незачем так сильно беспокоиться из-за этого. Мне очень жаль, что все должно было произойти именно так.
Тамир стала смотреть на огонь, часто моргая, чтобы удержаться от слез. Наконец она прошептала:
— Я просто не могу поверить, что мой отец стоял тогда рядом… Как он мог сделать такое с собственным ребенком?
— Он не знал всего плана до той самой ночи. Если тебя это утешит, скажу: он был в ужасе, он был просто раздавлен. Думаю, он так и не оправился от пережитого. Видит Иллиор, он перенес страшную пытку, глядя, что делают с твоей матерью и с тобой.
— Вы с Айей хорошо его знали?
— Да, мы удостоились этой чести. Он был великим человеком, добрым к людям и славным воином. Ты очень похожа на него. Тебе достались и его храбрость, и его большое сердце. Я уже вижу в тебе и его мудрость, хотя ты еще очень молода. Но ты получила и лучшие качества своей матери, той Ариани, какой она была до твоего рождения. — Аркониэль коснулся пальцем кольца, на котором были изображены профили ее родителей. — Я рад, что ты нашла его. Ты взяла все лучшее от них, и Светоносный не случайно выбрал именно тебя. Ты избрана Иллиором. Никогда не забывай этого, что бы ни случилось в будущем. Ты будешь лучшей королевой Скалы после Герилейн.
— Надеюсь, ты не ошибаешься, — грустно произнесла Тамир и ушла.
Аркониэль еще какое-то время сидел, глядя на огонь. И хотя он испытал немалое облегчение от разговора, сердце его болело из-за разлуки с Айей и из-за того, что он видел, как сильна и в то же время уязвима Тамир. Тяжкая ноша лежала на ее хрупких плечах. Аркониэль решил, что изо всех сил будет стараться облегчить этот груз.
С этими мыслями Аркониэль вышел из гостиницы и пошел к пещере оракула. Впервые в жизни он шел по этой тропе один, держа в уме свои собственные вопросы.
Жрецы в масках спустили его вниз, и Аркониэля охватила уже знакомая тьма. Но на этот раз он не испытывал страха, а только решимость.
Когда его ноги коснулись твердой земли, он сразу направился на мягкий свет, видневшийся невдалеке.
Женщина, сидевшая на табурете оракула, вполне могла быть той же самой, с которой он говорил когда-то. Разобрать было трудно, и никто, кроме высшего жреца Афры, не знал, как избираются медиумы и сколько их было за прошедшее время. И не всегда это были девушки или женщины. Аркониэль знал волшебников, которым приходилось говорить здесь с юношами. Но все сидевшие под землей казались либо безумцами, либо слабоумными.
Женщина отвела с лица спутанные волосы и пристально посмотрела на Аркониэля, когда тот сел на табурет напротив нее. Глаза медиума уже горели божественной силой, а голос, когда она заговорила, звучал не по-человечески гулко.
— Хорошо, что ты вернулся, Аркониэль, — сказала она, словно прочитав его мысли. — Ты на стороне королевы. Прекрасно.
— Моя работа только начинается, да?
— Тебе не надо было приходить сюда, чтобы узнать это.
— Но я прошу твоих наставлений, великий Иллиор. Что я должен сделать для нее?
Женщина взмахнула рукой, и темнота рядом с ними раскрылась, словно огромное окно. Аркониэль увидел город на скалах, полный величественных зданий и тенистых парков, с широкими улицами. Город был намного больше, чем Эро, и выглядел более чистым и упорядоченным. В центре возвышались два дворца. Один — низкий и неприступный, настоящая крепость, окруженная многорядными стенами. Второй представлял собой высокую, парящую, изысканную четырехугольную башню, увенчанную четырьмя купольными башенками. Этот дворец окружала одна-единственная стена, за которой раскинулись сады. Аркониэль увидел гулявших там людей — мужчин, женщин и детей, скаланцев и ауренфэйе, даже кентавры были там.
— Ты должен дать ей это.
— Это новая столица, которую она должна основать?
— Да, и Третья Ореска будет ее тайным хранителем.
— Хранителем? Мне уже дали этот титул.
— Ты хранишь чашу?
— Да!
— Зарой ее глубоко, в сердце сердец. Она не имеет отношения ни к тебе, ни к ней.
— Но тогда почему я должен хранить ее? — спросил Аркониэль, разочарованный.
— Потому что ты хранитель. Храня чашу, ты охраняешь ее, и всю Скалу, и весь мир.
— Можешь ты мне сказать, что это такое?
— Сама по себе чаша — ничто, но она часть великого зла.
— И ты предлагаешь мне зарыть ее в сердце города Тамир? Нечто столь ужасное?
— Разве можно познать добро, не познав зла, волшебник? Разве может быть жизнь без равновесия?
Видение города растаяло, сменившись огромными золотыми весами. На одной их чаше лежали корона и меч Скалы. На другой — обнаженный мертвый младенец. Брат. Аркониэль содрогнулся, подавив желание отвернуться.
— Так, значит, зло всегда лежит в самом сердце всего того, что она совершает?
— Зло всегда с нами. Главное — равновесие.
— Значит, я должен творить много добра. Кровь этого ребенка — на моих руках, что бы ни говорили.
В пещере вдруг стало очень темно. Аркониэль почувствовал, как сгустился воздух, и волосы на его затылке шевельнулись. Но медиум лишь улыбнулась и наклонила голову.
— Ты не способен поступать иначе, дитя Иллиора. Твои руки и сердце сильны, а взгляд твой чист. Ты должен видеть то, чего не видят другие, чего другие не могут позволить себе принять, и ты должен
