ЛЮССАК: Утром он ушел из дома.
Ш.Л.: Вам известно, куда он пошел?
ЛЮССАК: Нет.
Ш.Л.: Он ушел, не сказав ни слова на прощание?
ЛЮССАК: Да.
Ш.Л.: Вам не показалось это странным?
ЛЮССАК: Нет.
Ш.Л.: Не было ли у него назначено свидание, или, быть может, кто-то прислал за ним?
ЛЮССАК: Если это и так, то мне об этом ничего не известно.
Ш.Л.: В котором часу он покинул дом?
ЛЮССАК: Через два часа после восхода солнца.
Ш.Л.: Не было ли в его поведении в предыдущие дни каких-либо странностей?
ЛЮССАК: Нет, все предыдущие дни он был таким же неразговорчивым, как всегда.
Ш.Л.: Неразговорчивым? Ваш друг вообще неразговорчив?
ЛЮССАК: Нет, он стал таким после того осеннего заказа.
Ш.Л.: Что это за заказ?
ЛЮССАК: Будто вы сами этого не знаете! Все началось с того дня, когда Валерия передала то письмо. Потом была эта ужасная картина. Сто раз я спрашивал его, чего он хочет этим добиться, но так и не смог ничего из него вытянуть. Должно быть, в него вселился дьявол.
Ш.Л.: Давайте по порядку. Вы оба прибыли в Париж в июне прошлого года. До этого вы находились в одном замке в Бретани, не так ли?
ЛЮССАК: Да, в замке Бельфор. Мы провели там зиму.
Ш.Л.: Откуда вы знаете друг друга?
ЛЮССАК: Мы встретились за два года до того в Лионе. Виньяк тогда только что вернулся из Италии. Сам он из Ла-Рошели, где воспитывался у какого-то аптекаря. Пару лет он работал рисовальщиком у одного хирурга. В тысяча пятьсот девяностом году они расстались, и Виньяк отправился в Италию изучать работы старых мастеров. В Северной Италии он работал в нескольких мастерских. Виньяк знает ценные рецепты, и это позволяет ему открывать некоторые запретные двери. Несколько лет спустя он снова стал работать с тем хирургом, так как тот попросил Виньяка помочь ему в перевозке рукописи.
Ш.Л.: Какой рукописи?
ЛЮССАК: Учебника по хирургии. Рукопись надо было отвезти из Монпелье в Лион, где ее должны были напечатать. Кроме того, Виньяк взялся за переработку иллюстраций. Из Монпелье они выехали весной тысяча пятьсот девяносто шестого года и летом были уже в Лионе. Я помогал им разгружаться, когда они приехали в лионскую типографию. Там я и познакомился с Виньяком.
Ш.Л.: Когда вы покинули Лион?
ЛЮССАК: Весной следующего года. Иллюстрации к учебнику хирургии были готовы в декабре. У Виньяка всегда были заказы, и я присоединился к нему, потому что там, где есть работа для одного, всегда найдется что-нибудь и для второго. Я умею работать с камнем и деревом, могу ковать железо и лить свинец, да и резчик по стеклу я тоже неплохой. Мне хотелось уехать из Лиона.
Ш.Л.: Почему вы отправились в Париж?
ЛЮССАК: Это была идея Виньяка. Он вбил себе в голову сделаться придворным живописцем. Не было такого дня, чтобы он не говорил об этом. Естественно, он знал, насколько это безнадежное дело. Кроме того, он был слишком горд, чтобы обратиться к другим художникам, которые уже добились известности при дворе и могли бы в чем-то ему помочь. Он был убежден, что с этой стороны его ожидает только враждебность и зависть и было бы полной бессмыслицей заводить подобные знакомства. Как только откроется его умение и дарование, от него тотчас постараются избавиться. В противном случае можно было ожидать, что он станет конкурентом, а возможно, и превзойдет маститых художников, а последние очень ревниво оберегают свое привилегированное положение. Виньяк же был совершенно уверен в своих способностях. Он искал прямого пути получить протекцию при дворе и не желал обходить других художников кружным путем. Это был весьма ненадежный способ, но Виньяку улыбнулась удача.
Ш.Л.: Вот как?
ЛЮССАК: Он написал портрет герцогини де Бофор и привез картину в Париж. Через Валерию нам удалось передать портрет герцогине, и вскоре после этого Виньяк получил заказ на новую работу.
Ш.Л.: Когда это произошло?
ЛЮССАК: В октябре.
Ш.Л.: Портрет был передан тоже в октябре?
ЛЮССАК: Нет, в октябре был получен заказ герцогини, а портрет был передан ко двору еще в сентябре.
Ш.Л.: Вы упомянули некое имя – Валерия.
ЛЮССАК: По дороге в замок Бельфор мы взяли с собой молоденькую девушку, семья которой погибла при набеге на ее родную деревню. Эту девушку зовут Валерия. Ее отец, итальянец, несколько лет назад отстал на юге Франции от своей труппы и присоединился к гугенотским беженцам. Впрочем, подробности мне неизвестны. Она собирала хворост, когда в деревню ворвались вооруженные всадники. Виньяк и я случайно оказались в окрестностях того поселения и, едва увидев столб дыма и всадников, несущихся в
