посмотрел на публику.
Собравшихся словно громом поразило. Секунду в зале стояла мертвая тишина. Тогда вскочил Шико и дрожащим голосом только что помилованного смертника закричал: «Да здравствует король! Да здравствует королева!» Этот клич подхватили, и те, кто думал совсем иначе, старались перекричать всех остальных.
Баллерини, отступив назад, внимательно посмотрел на Виньяка, который, плотно сжав губы, вперил невидящий взор в темноту ночи.
– Она заплатит мне за это, – прошептал он едва слышно. Баллерини озабоченно посмотрел на него.
– Значит, ты ничего не понял?
Виньяк обернулся, глаза его сверкнули гневом.
– Понять? Да, я все понял. Вы бы простили, если бы с вами обошлись так, как со мной? Мало того что мне закрыт доступ ко двору, хотя я ни разу там не был. Как должна ненавидеть меня герцогиня. Если она узнает, что это я написал ту злосчастную картину, то неужели не приложит все силы, чтобы примерно меня наказать? Я найду ее, чтобы все ей объяснить и назвать истинных виновников. Я пойду к королю, умолять его о прощении и милости…
– Виньяк! – резко осадил его Баллерини. – Ты, значит, действительно не понял, что обманут вовсе не ты? Король рассмеялся. Этот так чудесно разработанный план оказался для него, по сути, смехотворным. Смеясь, он пообещал герцогине королевскую корону. Разве это не дает тебе повод для раздумий?
Художник молчал. Чего хочет от него врач? Виньяк едва ли слышал его слова сквозь плотную пелену гнева, который становился с каждым мгновением все сильнее. Он вернется в Париж, да, он непременно должен это сделать. И он накажет эту Эрман. Кроме того, он должен найти Валерию, и если с ней что-то случилось, то он должен найти того, кто причинил ей зло. Что там еще говорит врач?
– Послушай меня, мой друг. Я многое видел в этой жизни. Я пережил войны и всеобщее помешательство, болезнь и горе. Я видел людей, которые сжигали младенцев, как ведьм, я видел, как судили и казнили животных за убийство. Я познал безумие и безрассудство во всех их формах и не в последнюю очередь среди людей моей профессии, которая так предрасполагает к помешательству и неверным заключениям. Но ни разу не приходилось мне видеть короля, обладающего такой силой духа, как ваш король. Поэтому прислушайся к тому, что я говорю тебе, так как ты имеешь полное право гневаться на тех, кто обманул тебя. Однако в своем гневе ты не видишь, что, так же как и враги герцогини де Бофор, ты борешься за воображаемое сокровище.
Ты хотел заручиться протекцией герцогини, веря в то, что этим добьешься от будущей королевы Франции почетного места при дворе. Ее враги использовали твое честолюбие и твой талант, чтобы вызвать явный скандал и таким образом воспрепятствовать нежелательному для них браку. Вы все оказались обманутыми. Ты, поскольку герцогине вряд ли понравится твоя картина, и враги герцогини, поскольку король сделал в точности обратное тому, чего они хотели достичь с помощью твоей картины. Но что в действительности сделал король? Наварра только посмеялся. Понял ли ты наконец?
Нет, Виньяк ничего не понял. Он и не хотел ничего понимать. Он хотел только одного – вернуться в Париж.
Баллерини похлопал его по плечу.
– Король смеялся, потому что для него не стоит вопрос о браке. Герцогиня Габриэль д'Эстре никогда не станет королевой Франции. Это было бы чистейшим безумием, и Наварра это знает. Знает это и герцогиня. Но они не могут признаться в этом, потому что между ними существует то, что не существует среди равных им: они любят друг друга.
Виньяк уронил голову на руки, словно она стала невыносимо тяжелой от последних слов врача. Что-то в душе Виньяка противилось речам Баллерини, но врач не дал сбить себя с толку.
– Поставь себя на его место. Она с ним восемь лет. Онадарит ему детей, в которых так остро нуждается королевство. Она финансирует его военные походы, а при необходимости закладывает свое имущество, чтобы дать ему возможность закончить войну, в то время как его законная жена, королева, сама выставляет против него войска. Мне нет нужды говорить, что в целом свете ни одна женщина не может сравниться с Габриэль своей красотой. Она – мягкосердечное и жизнерадостное создание. Ни злоба, ни черствость не омрачают ее открытый нрав. Так можно ли поставить в вину Наварре, что он так ей предан? Посмотри, однако, на тех, кого из политических соображений хотят положить к нему в постель. Испанская инфанта. Немецкие принцессы – одна безобразнее другой. И наконец, Медичи, эта купеческая племянница, набитая золотыми дукатами. Она должна взойти на трон и подарить Франции католических наследников, а прекрасная верная Габриэль со своими бастардами так и останется содержанкой? Он не может сделать в ее отношении такую низость. Это разобьет его сердце. Но, однако, он не имеет права и не смеет на ней жениться. Это будет означать крушение Франции, ибо кто станет управлять страной после смерти короля? Габриэль со своими сыновьями? То, что их убьют, это лишь вопрос часов, и старые партии вступят в схватку за корону. Сам Наварра сомневается, его ли это дети. Ты бредишь, Виньяк. Он никогда не женится на ней, никогда. Поэтому он и смеялся. Он просто не может позволить себе плакать.
Виньяк, слушая, тупо молчал. На его лице попеременно отражались то недоверие, то изумление. Потом он решительно покачал головой. Нет, это врач обманывает себя. Или он рассказывает все это для того, чтобы удержать от шага, который Виньяк в глубине души уже давно решил совершить. Нет, она заплатит за этот подлый удар. Он не может позволить, чтобы с ним обходились так низко.
Баллерини сделал знак, что хочет говорить еще, но Виньяк перебил его:
– Я достаточно долго вас слушал. Прошу вас, спуститесь вниз и скажите Вандервельде, что я еду с вами. Кроме того, я хочу поблагодарить вас за то, что вы уже второй раз предлагаете мне помощь, когда я нахожусь в тяжелом положении. Надеюсь, что когда-нибудь мне представится возможность отплатить вам тем же. Прошу вас, идите, я тотчас спущусь за вами.
Баллерини не стал возражать. Тем же вечером он отправился верхом обратно в Париж. Ранним утром, в серых предрассветных сумерках, за ним последовал Виньяк.
Недели, предшествовавшие Пасхе, он провел на всем готовом в доме Баллерини и ждал развязки событий. Пользуясь хорошими контактами Баллерини при дворе, Виньяк каждый день узнавал о последних придворных новостях. Святой Престол, кажется, всерьез принял просьбу Генриха, так как из Ватикана сообщили, что Папа уединился, чтобы испросить у Бога совета: дать ли королю Франции разрешение на развод. Рим строго соблюдал пост.
В Париже в напряженном ожидании назначенной даты царила подлинная лихорадка. В столицу начали
