сделал это прямо? Он собрал в своем рассказе все элементы заговора против герцогини с целью покушения на ее жизнь. Но некоторые пассажи рукописи не укладываются, однако, в такое объяснение. В заключительной части вся история вообще делает весьма неожиданный поворот. Разве врач не утверждал, что король никогда не женится на Габриэль? И разве не ясно было из этих объяснений, что король никогда не подчинит своим чувствам интересы королевства? И разве в рукописи не повторяется мысль о том, что непомерная гордыня Габриэль угрожала ввергнуть Францию в череду новых несчастий?
Я поделился с Кошинским своими мыслями. Однако он остался при своем мнении.
– Все это, конечно, правильно, – сказал он. – Именно в этих противоречиях и запутался автор рукописи. Он потерял контроль над материалом. Но надо сказать, что сюжет с инсценированным заказом и скрытым смыслом картины оказался весьма оригинальным…
– …но не законченным, – вставил я.
– Да, – подтвердил Кошинский, – форма не смогла соответствовать содержанию.
– Нет, – воскликнул я. – В истории не хватает одной детали.
Кошинский насторожился.
– Так. Чего же именно?
– Картины из Лувра!
Он хотел что-то возразить, но вместо этого лишь вопросительно взглянул на меня. Я же сам не понял, откуда явилась мне эта мысль. Естественно. Так и должно было быть. Рассказ был не закончен, потому что художник не закончил свою работу. Документы об этом умалчивают, но должен быть еще один след, ведущий к той последней картине.
– Может быть, вы не нашли все документы. Быть может, они находились в других ящиках?
Кошинский озабоченно нахмурился.
– Да, может быть. Возможно также, что они уже давно уничтожены.
Он ненадолго замолчал, а потом добавил:
– Это было бы слишком глупо, не правда ли?
Я почти не слушал его. Мне в голову в это время пришла совершенно иная мысль, приведшая меня в состояние необыкновенного волнения. Я внезапно снова представил себе ту картину, четко увидев обеих дам в ванне, пальцы, державшие сосок, кольцо, камеристку на заднем плане и видимый только наполовину камин. Меня поразила не вполне понятная догадка. Действительно, рассказ должен был оборваться на этом месте. Не существует никаких документов, в которых содержались бы факты, достаточные для того, чтобы протянуть нить повествования к той последней картине. Морштадт, видимо, пришел к тому же. Я буквально физически почувствовал это. Он остановился весьма близко от цели, но художник оборвал последний след. В той картине, вывешенной в Лувре, скрытый где-то в жестах обеих дам, рассказ был продолжен. Но в каком направлении?
ДВА
Во второй половине того же дня я вернулся во Фрейбург, чтобы снять фотокопии с документов. Прощание с Кошинским было в высшей степени сердечным.
– Дайте мне знать, если найдете что-нибудь новое, – попросил он, – а оригиналы пришлите мне прямо в Штутгарт.
Я направился сразу в гостиницу преподавателей, чтобы забрать свои вещи, и на всякий случая осведомился, нельзя ли на несколько дней снять там комнату, на что получил вежливый, но твердый отказ. Я сел в машину и в нескольких шагах от фирмы проката автомобилей нашел гостиницу. На следующее утро я отдал документы на копирование и в переплет. Потом я отправился в университетскую библиотеку, где провел остаток дня в поисках источников, на которые опирался Морштадт. Улов оказался весьма скудным. За исключением дневников некоего Пьера де Л'Этуаля, о котором упоминал Кошинский, в библиотеке не оказалось ничего. Я сделал заказ и, чтобы скоротать время, пошел в биографический отдел. В
«…известная французская придворная дама, маркиза де Монсо и герцогиня де Бофор. Родилась (1573) в замке Ла-Бурдазьер. Умерла в 1599 году. Ее отцом был маркиз Антуан д'Эстре. Мать – красивая женщина, в возрасте сорока лет оставила мужа и детей ради маркиза д'Аллегра. По данным некоторых авторов, Габриэль до знакомства с Генрихом Четвертым была любовницей Генриха Третьего, кардинала де Гиза, герцога де Лонгвиля и многих других. Король страстно влюбился в нее, хотя ему потребовалось целых два года, чтобы сделать Габриэль своей любовницей. Чтобы затушевать скандал, связанный с этой историей, отец, маркиз д'Эстре, выдал свою дочь за Никола д'Амерваля, сеньора Лианкура. Однако Генриху Четвертому удалось почти тотчас добиться аннулирования этого брака под предлогом мужской несостоятельности супруга. С 1593 года Габриэль и Генрих больше не разлучались. Страсть их была неугасимой. Первый сын был признан Генрихом Четвертым, который уже был готов развестись с супругой, Маргаритой Валуа, ради нового брака с Габриэль. Семья Эстре оказывала на дух и характер короля сильнейшее влияние. И король осыпал их всеми мыслимыми почестями – титулами, владениями, драгоценностями, деньгами… Все придворные смотрели на нее как на законную супругу монарха, и она, несомненно, стала бы ею, если бы ее не унесла в могилу скорая и таинственная болезнь. Поначалу ходили слухи о том, что она была отравлена по приказу Великого герцога Тосканского. Однако логичнее было бы предположить, что она умерла от эклампсии, поскольку была в это время на шестом месяце беременности. Боль короля по поводу этой утраты была безмерна. Габриэль подарила ему двоих сыновей и одну дочь – Сезара, герцога Вандомского, Александра, а также Екатерину-Генриетту. Габриэль отличалась светлыми волосами, белой кожей, синими глазами и выдающейся красотой. Она была подлинной фламандской Венерой с по-настоящему женственными чертами и веселым симпатичным нравом. Dйlicieux, как говорят французы». За статьей следовал список литературы.
Альбрехт, Й.Ф.Ф. фон:
Там же были помещены и другие ссылки.
