Ну так вот, в пять минут одиннадцатого живых героев около метро топталось человек двадцать, не больше, они грелись на солнышке и ждали, пока писатель раздаст им билетики на метро. Тут были Рита Нихбрейт и Флора Бутерфлаг. И очень хорошо, что они присутствовали, потому что именно они отвечали за еду на пикнике. Правда, кто-то из героев прихватил с собой пару килограммов мацы, оставшейся с прошлой Пасхи, но есть мацу в неположенное время — кощунство.
Главный расчет был на припасы Флоры Бутерфлаг. Рита Нихбрейт в этом смысле ей уступала. Хотя не было случая, чтоб у кого-нибудь разболелся живот от Ритиного торта, сделанного из разболтанных в воде четвертинки желтка, щепотки соли, щепотки муки и щепотки сахара. Нельзя сказать, чтоб он был нехорош. Люди ели, а когда Рита спрашивала: «Вкусный?» — вежливо отвечали: «Просто воздушный».
Наконец вся компания двинулась вниз по лестнице на станцию «Сен-Поль», такую же воздушную, как торт Риты Нихбрейт, — сквозняк на сквозняке. Писатель возглавлял шествие.
Подошел поезд, все влезли в вагон.
Что же до покойных героев с Баньо, они полетели напрямик через весь Париж: над улицей Риволи, площадью Конкорд, Елисейскими Полями, площадью Этуаль, до заставы Порт-Майо. Билетиков для этого группового перелета не требовалось.
От метро шагали к Булонскому лесу. Последними шли Рита и Флора с семьями, нагруженные корзинками. Души мертвых бодро летели по воздуху, им было приятно побыть с людьми, которые помнили их живыми.
Стоял чудный денек. На станции детской железной дороги столпились ребятишки. Духи послали им благословение с небес; возможно, когда-нибудь эти невинные создания вырастут в негодяев, но пока, в то воскресное утро, они светились счастьем, весельем и чистотой.
Стали выбирать местечко, где расстелить скатерть и начать пикник.
Кто-то сказал:
— Зачем еще куда-то идти, хорошо и тут! Да и кому интересно, где расположатся на пикник мелкие литературные персонажи!
А кто-то продолжил:
— Да кому вообще интересно читать рассказики, в которых нет ни одного порядочного героя! Лично я ни за что не стал бы покупать такую дребедень. Вот если бы наш автор сочинял истории с настоящими, достойными героями, то и пикник был бы ого-го! Тут у нас сидели бы большие люди, а не какие-нибудь бутерфлаги или…
— Вам, может, еще захочется, чтобы наш автор писал про знаменитостей, разных там баронов, с которыми не посидишь на травке да не поговоришь попросту и которые приходят на пикник с собственным поваром? Лично мне и так хорошо. Мне
— Ничего подобного я не говорил. Но согласитесь, если б тут, среди нас, был бы кто-нибудь выдающийся, какой-нибудь политик или певец…
— А я, между прочим, лауреат Нобелевской премии, — вмешался один из героев.
— У нас тут нобелей навалом! — закричали со всех сторон. — Хорошо хоть, не все заявились на пикник. Разве это знаменитости! Конечно, раз уж вы пришли, отлично. Но никому от этого не холодно, не жарко. Тоже мне удивил — нобелевский лауреат!
— Да, но я, между прочим, нобелевский лауреат по игре в покер!
— Хватит спорить, — вмешалась Рита. — Давайте лучше подкрепимся.
Души тоже опустились на лужайку. Рита предложила одной из них кусочек торта, но та отказалась:
— Мы не едим. Нам только посмотреть. Не стесняйтесь, смотреть на вас — для нас большое удовольствие, больше ничего и не надо.
В то воскресное июльское утро все они хорошо отдохнули.
И только автор грустно стоял поодаль, прислонившись к дереву.
Скоро, думал он, настанет вечер и живые герои получат билетики на обратный путь.
А мертвые вернутся к себе на кладбище.
И может быть, подумал еще автор, вся наша вечная печаль навеяна нехитрыми историями, что происходят вот в такие, необязательно июльские, воскресные или будние дни, с участием пестрых героев, которые в свой час должны исчезнуть.
Новые встречи у метро «Сен-Поль»
Прощание с месье Трувилем
Все началось с того, что в июле 1953 года, перед самой свадьбой дочери Троцкинда, Брандфлек уехал на недельку отдохнуть и не соблаговолил присутствовать на церемонии бракосочетания. Прошло много лет, дочь Троцкинда обзавелась детьми и внуками, самому Троцкинду пошел девятый десяток, но он не забыл оскорбления, нанесенного ему в тот день, а смерть Брандфлека стала для него новым ударом: она лишила его смысла жизни, который в том и состоял, чтобы лелеять давнюю обиду.
Да и как было не обидеться!
Такая роскошная свадьба на улице Турнель, такой пышный прием, в таком красивом зале, а этот мерзавец Брандфлек, сосед и лучший друг, не может выбрать другого времени, чтобы съездить в Трувиль! Стыд и срам!
Добрых двадцать лет, пока Брандфлек был еще жив, Троцкинд ни разу не отказал себе в удовольствии, столкнувшись с бывшим другом на лестнице или на улице, заглянуть ему в глаза и сказать:
— С месье Трувилем не здороваюсь!
Брандфлек пожимал плечами или делал вид, что не обращает внимания, но Троцкинд чувствовал: ему неприятно! Теперь же, когда Брандфлека не стало, Троцкинд лишился ближайшего врага и сам потихоньку начал угасать.
Но вот в один прекрасный день, прогуливаясь в сквере на площади Вогезов, он вдруг увидел долговязую фигуру Брандфлека. Как это может быть? Ведь Макс Брандфлек вот уж полгода как скончался. И все же это он — сидит себе на скамейке, на своем любимом месте, и читает «Унзер ворт», газету на идише.
Это было немыслимо, но Троцкинд на своем веку немыслимых вещей повидал немало и уже ничего не боялся. Он подошел поближе и щелкнул по газете:
— Макс? Это ты?
Брандфлек поднял голову, спокойно сложил номер «Унзер ворт», сунул его в карман пальто, встал со скамейки и сказал:
— Я самый. Удивительное дело — ты больше не зовешь меня «месье Трувиль»? Приятная новость.
Троцкинду не понравился его тон.
— Ты что же, издеваешься? Опять?
Брандфлек махнул рукой, повернулся и пошел прочь. Уголок сложенной газеты торчал из кармана его бежевого пальто. Но Троцкинд бросился за ним и схватил за рукав:
— Э нет, любезный друг, на этот раз ты не уйдешь, пока не выслушаешь все, что я хочу тебе сказать. Это очень-очень важно.
