Конечно, возглавить жюри конкурса королев мог бы кто угодно: и председательша буфетного, и председатели лотерейного или финансового комитетов. Над подготовкой бала почти целый год работали тринадцать разных комитетов и комиссий. Но королевский комитет для того и существовал, чтобы формировать это жюри, такова традиция.
Файгаров, единственный из всех, никогда не был во главе никакого комитета. Во-первых, потому, что ни у кого не возникало мысли выбрать его в председатели, а во-вторых, из-за мадам Файгаровой, особы влиятельной и умудренной опытом, для которой почести не затмевали дела. Неписаное правило гласило, что неофициальные организаторы, а равно их супруги не могут претендовать на посты формальных руководителей. Но Фебль Файгаров на этот раз готов был наплевать на правила — уж очень ему хотелось побыть председателем! Как другие! Хоть раз в жизни! И именно этого, королевского, комитета, где он так долго и без всякой корысти работал секретарем при полном безразличии окружающих.
Шрек уже пришел и сел на банкетку перед журнальным столиком, рядом с вешалкой. Файгаров как раз закончил одеколонное орошение предыдущего клиента, кивнул Шреку и крикнул в сторону женской территории обычное: «Касса!», вызывающее мадам Файгарову с ключом. Ему самому не разрешалось прикасаться к кассе, жена была уверена, что он не сумеет правильно дать сдачу. Оба ключа, на желтом шнурке — от ящика мужской кассы, на красном — от ящика женской, она вешала себе на шею и каждый вечер после закрытия наводила в ящиках порядок.
Мадам Файгарова издали широко улыбнулась Шреку, вежливо приняла деньги у надушенного хозяина ближайшего кафе, пересчитала утреннюю выручку и уж тогда подошла поздороваться с президентом общины:
— Добрый день, как поживает мадам Шрек? Все готовы к бар-мицве?
— Жена готова. Я тоже. А вот насчет малыша не поручусь. Им теперь дают заучивать такие сложные молитвы!
— Да-да, вы правы, иврит становится все сложнее и сложнее. Тут уж ничего не поделаешь. Долго еще месье Шрек будет ждать? — совсем другим, сердитым голосом закричала она.
И пригласила важного клиента в кресло, послав ему новую медоточивую улыбку и метнув гневный взгляд на мужа. Файгаров судорожно поправил свой галстук-бабочку.
Уже сидя в кресле, обвязанный салфеткой, Шрек поднял голову и спросил:
— Ну как, Файгаров, выбрали председателя комитета?
— Да вот, собираемся сегодня вечером.
— Наверно, Балнесского выберут, а? Он подходит больше всех. Будь я свободен, надо было бы выбрать меня. А после меня самый подходящий он.
Каждое слово Шрека было для Файгарова что нож острый. Внутренне он содрогался от боли и при этом срезал с головы клиента целые пряди волос. Чем больше Шрек хвалил Балнесского, тем свирепее щелкали ножницы. Шрек нахмурился:
— Эй, хватит, Файгаров! Я хотел только чуточку освежить прическу на завтра и вовсе не просил стричь меня, как солдата! Что это вам вздумалось?
Но Файгаров орудовал ножницами, как заведенный. Шрек был похож уже не на солдата, а на каторжника. Он пытался встать, но мастер удержал его своей тощей клешней.
— Мадам Файгарова! Сюда! Смотрите! — завопил Шрек.
Мадам подошла и, все еще занятая своими мыслями, заученно сладко сказала:
— Прекрасно, месье, Шрек, вам очень идет! Вы решили постричься к празднику покороче.
— Да ничего я не решил! Это слишком коротко!
Она злобно посмотрела на мужа:
— Ты что, не слышишь: слишком коротко! Немедленно все исправь.
— Ты хочешь, чтоб я удлинил ему волосы?
— Не глупи, а исправляй!
Шрек уставился в зеркало на себя, потом на Файгарова, на мадам, сорвал с шеи салфетку и вскочил:
— Ладно, пусть остается так. Сколько с меня?
Касса! — машинально произнес Файгаров, а мадам Файгарова развела руками и пошла проводить Шрека.
В это самое время дверь салона рывком открыл новый клиент, Мальцман, и чуть не столкнулся с выходившим Шреком:
— О, извиняюсь! Как поживаете? Хорошо? Ну вот и хорошо! Простите, я спешу. Файгаров, побрейте меня скоренько, в одиннадцать я жду клиента из провинции, мне надо прилично выглядеть.
Он без приглашения уселся в кресло, глянул в зеркало и повернулся вместе с креслом навстречу Файгарову, который брел на свое место после объяснения с супругой.
— Пожалуйста, скорее! — воскликнул Мальцман. — Надо живее шевелить ногами, если не хотите получить флебит. Побриться и одеколончиком! — Он запрокинул голову. — Я не приду сегодня на собрание. А то бы проголосовал за вас.
Круговыми движениями помазка Файгаров принялся намыливать щеки клиента. А тот вдруг зычно загоготал:
— Когда вы зачитываете отчет, я всегда засыпаю. По мне, пусть лучше мямлит председатель, чем секретарь. А то что ни доклад, то в сон вгоняет. Но я сегодня не приду.
Файгаров ничего не ответил и продолжал размазывать пену. Потом взял большую бритву, раскрыл ее и начал брить. А Мальцман все не унимался:
— Нет, правда, я бы проголосовал за вас. Из вас вышел бы отличный председатель комитета по избранию королевы. Объективный. Ведь парикмахерам, я слышал, девушки интересны как клиентки и не более, вы меня понимаете? — Он подмигнул: — Ну, к вам это не относится. Вы человек женатый. И можете гордиться. Такая супруга, как мадам Файгарова, для человека вроде вас — большое счастье. Не обижайтесь, я шучу. Такая у меня привычка. Где торговля — там и шуточки. Жаль, что я не смогу прийти сегодня вечером. Без меня вряд ли кто-нибудь примет всерьез вашу кандидатуру. Когда мне сказали, что вы хотите баллотироваться, я решил, что это тоже шутка.
— А почему? — спросил Файгаров, и рука его застыла.
Мальцман хлопнул себя по ляжке и, глядя в зеркало на парикмахера, опять захохотал:
— Он еще спрашивает почему?! — Смех его резко оборвался, он повернулся к мастеру лицом: — Да я не знаю! Просто никто вас в председатели не выдвинет. Одеколончик не забудьте! Это полезно — разгоняет кровь. Даю вам слово, — прибавил он, — не будь у меня столько дел и приди я на собрание, я бы проголосовал за вас. И не слушайте, кто бы что ни говорил! Что у вас мания величия, что вы дурак и что без жены вы были бы пустое место. Пусть себе болтают! Даже если все это так, я бы все равно проголосовал за вас!
Файгаров перебил его, ловко резанув бритвой по коже. Выступила кровь, и, прежде чем Мальцман понял, что случилось, парикмахер протер царапину ваткой, смоченной дезинфицирующим средством, смазал чем-то, чтобы остановить кровь, и залепил пластырем. Все это он проделал, улыбаясь и приговаривая:
— Ничего, ничего, месье Мальцман, небольшая промашка!
— Ну хоть не воспалится? — волновался Мальцман. — Меня ведь ждут в одиннадцать.
— Нет-нет, не беспокойтесь. Так что вы говорили? Простите, я вас перебил.
— Я помню, что ли, что я говорил? Надо быть осторожней, Файгаров, когда держите бритву! Не воспалится, точно?
— До чего суматошный народ! Пугаются по пустякам, — вздохнул Файгаров. — К вам это не относится, месье Мальцман. Я вас, конечно, понимаю.
— Пожалуй, лучше забегу в аптеку около Бастилии.
Мальцман снял салфетку и оглядел в зеркало свою физиономию с пластырем. Файгаров удержал его за плечи:
— Еще чуть-чуть, я не совсем закончил. Не воспалится ли? Да может…
— Вы шутите?!
Файгаров снова вздохнул. Мальцман соскочил с кресла:
