— Запишите за мной, расплачусь потом, мне некогда, в одиннадцать придет клиент, а надо еще к доктору успеть заскочить.
Он помчался к двери, трогая на ходу царапину.
И тогда младший мастер, сидевший на соседнем кресле, покачал головой:
Здорово вы его отделали, хозяин!
Впервые за многие годы волна счастья и гордости прокатилась по всему телу долговязого Файгарова. Он расправил грудь, провел пятерней по седой шевелюре, сказал:
— Так вы заметили? — и, посвистывая, прошелся по салону.
Но скоро снова подошел к младшему мастеру и деланно небрежно бросил:
— Вы ведь не скажете моей жене?
Тот понимающе кивнул. Файгаров же, стараясь говорить не слишком громко, прибавил:
— Знаете, Люсьен, если б люди в этом рабском мире не позволяли помыкать собою, то все увидели бы, что значит всегда уметь постоять за себя.
Компот
«А не податься ли мне в машинисты метро?» — все чаще подумывал Бенуа Бошвар.
И вот однажды он поделился своими мыслями с раввином, который слушал, но мало что понимал:
— Завидная работа. Никаких складов-закупок. Никаких клиентов, которые морочат тебе голову и требуют того, чего у тебя нет. Никаких долгов. Находишься под землей, в полной безопасности. А то ведь где гарантия, что как раз в тот момент, когда я разложу на прилавке свой трикотаж, не разразится мировая война! Нет, честное слово, работа отличная! А? Как вы думаете?
Вместо ответа раввин надел пальто и вышел.
Бошвар поглядел, как он чуть не бегом бежит из синагоги после вечерней службы, и со вздохом сказал президенту общины — тот уж и сам собирался домой:
— Похоже, новому раввину ничего в жизни не интересно, кроме религии.
— И как она, жизнь? — машинально спросил президент.
Бошвар вцепился в нового собеседника.
— Не очень, — начал он со вздохом. — Прямо-таки паршиво. Вот почему я и думаю, не сменить ли профессию. Пойти, например, в метро.
— А я иду пешком. Не знал, что вы ездите на метро. Тогда всего хорошего. Привет домашним.
Президент тоже направился к выходу.
— Да я не говорил, что езжу на метро, — упорствовал Бошвар. — Я живу рядом с вами. Чтобы ехать домой на метро, мне надо сначала очутиться далеко от дома. Я говорил, что вот, интересно, возьмут ли меня водить поезда метро, и еще…
— Кого водить? В метро все ходят сами!
Что делать, президенту шел восьмой десяток, он плоховато слышал. Растолковывать ему, что к чему, Бошвар не стал. Так и не разрешив своих сомнений, он постоял в одиночестве посреди улицы Фердинана Дюваля и направился к себе домой.
В парадном ему встретился консьерж. И сдернул с головы берет — не в знак приветствия, а чтобы почесаться. Бошвар приступил и к нему:
— Что новенького со вчерашнего дня? Как ваши кошки? Как жена? Все хорошо?
— Все в порядке, месье Бенуа. А как вы? Как ваша лавка, как фургончик и торговля трикотажем? Дела идут?
— Не очень. Вот собрался на днях разузнать, не требуются ли в метро машинисты с большим жизненным стажем.
— Недурно придумано! — одобрил консьерж.
Бошвар обрадовался. Наконец-то попался толковый человек, первый из всех, кого он встретил с самого утра.
— Вам пришло письмо, — сказал вдруг консьерж. — Вот, держите, я еще не успел в него заглянуть.
Бошвар вырвал у него письмо и посмотрел на печать:
— Как, вы читаете мои письма?! Я с вами как с другом, а вы… вы… — От возмущения он не находил слов.
— Да не сердитесь, месье Бенуа! Мне просто страшно скучно! Я больше не буду. Эх, я бы с удовольствием торговал трикотажем, как вы, а не помирал тут с тоски!
Бошвар фыркнул и пошел по лестнице с конвертом в руках. Однако на полпути не выдержал, вскрыл его и прочел:
«Дорогой Бенуа!
Я приезжаю в воскресенье. Можем посидеть в ресторане, заказать горячий
С приветом
Симон».
Симон приезжает! Как же я с ним расплачусь? — застонал Бошвар и лишился чувств.
То есть, конечно, он бы лишился чувств, происходи все это на сцене. В жизни же он доплелся до своей квартиры и с понурым видом сел за стол. А на немой вопрос жены протянул письмо от Симона, у которого купил фургончик перед его отъездом в Ниццу и с которым все еще не расплатился.
Придя в себя, он снова завел:
— Будь я машинистом метро, разве старый владелец стал бы требовать с меня денег за мотор? Нет!
Жена поставила перед ним тарелку супа:
— Ешь, пока не остыло. И хватит уже причитать: метро, метро! Вот я почему-то не жалуюсь! И вообще, что, по-твоему, у машиниста метро нет никаких забот? Мне, может, тоже больше хочется пойти работать продавщицей в «Галери Лафайет». Стоишь, как королева, нарядная, накрашенная, и знай себе лопочешь: «Добрый день, мадам, примерьте вот этот костюм от Диора, наденьте вот эту косыночку!»
— И кто тебе мешает? — спросил он, хлебая суп.
Вместо ответа жена, поджав губы, сказала:
— Скажи лучше, как ты собираешься расплачиваться с Симоном? Разговорами про метро?
— Нет. Попрошу его забрать назад фургончик. Мне он больше ни к чему. Торговли нет ни в лавке, ни на рынке. Так и не стoит разъезжать в фургончике, который к тому же столько стоит!
— Ну наконец он что-то дельное надумал, а то метро да метро! А я ведь с самого начала была против, чтоб ты развозил товар по рынкам.
— Налей мне еще супу, — перебил Бошвар. — Ты против, потому что тебе кажется, будто я там разговариваю с женщинами!
— Верней, с любовницами!
— Какими любовницами? Да ты готова ревновать меня ко всем и ко всему на свете. Даже к метро!
— Опять он со своим метро! Какое метро — грузовичок-то еле водишь. И возраст у тебя не тот — таких уже не берут.
При чем тут возраст! Вернем фургончик, ты останешься в лавке, а я — наймусь волонтером в метро. И заживу наконец спокойно.
Он встал и, не дожидаясь второго, пошел спать. Жена осталась в столовой с вязаньем.
