маленькое облачко дыма, аккуратно положил ее обратно на стол. От его раздражения не осталось и следа, говорил он неторопливо, спокойным голосом:
— Как вы понимаете, 007, я не хотел, чтобы нас втравили в это дело с наркотиками. В начале года я на пару недель освободил вас от других дел и послал в Мексику, где вы едва не лишились головы. В награду я перевел вас в специальную группу. И когда меня попросили, чтобы вы занялись этой итальянской бандой, я отказал. Тогда Ронни Валланс[5] у меня за спиной обратился в министерства внутренних дел и здравоохранения. Министры надавили на меня, но я сказал, что вы нужны здесь и что свободных людей у меня нет. Министры отправились к премьеру, — М сделал паузу, — а ему не откажешь. Правда, должен признаться, что его доводы звучали убедительно. Премьер-министр считает, что количество поступающего в страну героина уже не просто наркотик, а оружие психологической войны, которое ставит под угрозу здоровье нации. Премьер заметил: он не удивится, если окажется, что за всем этим кроется не обычная шайка итальянских уголовников, извлекающих сверхприбыль, а диверсия, направленная на подрыв устоев нашего общества и не имеющая ничего общего с подпольным бизнесом. — М невесело усмехнулся. — Думаю, что эту мысль ему вложил сам Ронни Валланс. Его люди потеряли чертову прорву времени, пытаясь пресечь ввоз наркотиков в страну. По американскому образцу они сосредоточили внимание на подростках в дансингах и других увеселительных заведениях — там вовсю идет мелкая торговля зельем. Сотрудникам Валланса из отдела по борьбе с контрабандой удалось выйти на одного из посредников и установить, что товар поступает из Италии в автомобилях туристов. Валланс связался с итальянской полицией и Интерполом, но мало чего достиг. Они продвинулись чуть дальше по цепочке посредников, арестовали еще нескольких курьеров, а когда было решили, что подобрались к сердцевине, вдруг уперлись в глухую стену. Все люди, близкие к центру паутины, либо слишком запуганы, либо слишком хорошо оплачиваются.
Бонд прервал шефа:
— Не исключено, что полиция куплена. Помните дело Монтези, оно выглядело очень подозрительно.
М нетерпеливо пожал плечами.
— Может быть, может быть. Естественно, вы должны остерегаться этого, хотя, по-моему, дело Монтези закончилось основательной чисткой. Но как бы то ни было, получив приказ премьер-министра, я решил проконсультироваться с Вашингтоном и получил в ЦРУ очень полезную информацию. Вы знаете, что еще с войны американцы держат в Италии бригаду из отдела по борьбе с наркотиками. Эти люди не имеют ничего общего с ЦРУ, а подчиняются американскому министерству финансов. В этом министерстве есть так называемая секретная служба, которая борется с контрабандой наркотиков и подделкой денег. Довольно идиотское сочетание. Меня всегда мучило любопытство, что думает по этому поводу ФБР. Впрочем, это их дело, — М медленно повернулся в кресле к столу и, сцепив руки на затылке, откинулся в кресле. Теперь он смотрел на Бонда. — Вся штука в том, что резидентура ЦРУ в Риме тесно сотрудничает с этой маленькой командой ловцов фальшивомонетчиков. Они вынуждены контактировать, чтобы не перебегать дорогу друг другу. Так вот, ЦРУ — сам Аллен Даллес, лично, между прочим, — сообщил мне имя главного информатора этих ребят из отдела по борьбе с наркотиками. Скорее всего, он двойник — сам приторговывает травкой для прикрытия. Зовут этого типа Кристатос. Даллес сказал, чтобы мы не рассчитывали на помощь его людей в Риме, и предупредил, что министерству финансов тоже наверняка не понравится, если сотрудники их римской команды будут помогать нам слишком активно. Но при этом он обещал, если я пожелаю, лично замолвить Кристатосу словечко за одного из наших… э-э… лучших парней, который якобы намерен провернуть с ним одно дельце. Разумеется, я поблагодарил Даллеса, а вчера получил известие, что встреча с Кристатосом назначена на послезавтра. — М кивнул на папки, лежащие перед Бондом. — Там вы найдете детали.
Ненадолго в кабинете воцарилось молчание. Бонд подумал, что все это дело выглядит неприятным, по всей видимости, опасным и уж во всяком случае грязным. С этим последним ощущением в душе он встал и взял папки.
— Хорошо, сэр. Но это обойдется вам недешево. Сколько я могу тратить?
М придвинулся в кресле к столу и положил на него руки ладонями вниз, кисть к кисти. Раздраженным голосом он произнес:
— Сто тысяч фунтов стерлингов. В любой валюте. Эту сумму назвал премьер-министр. Но я не хочу подвергать вас риску. Вы и так таскаете каштаны из огня за других. Можете истратить и вторую сотню тысяч, если возникнут трудности. Наркомафия — крупнейший и опаснейший в мире синдикат преступников. — М потянулся к корзине входящих и вынул оттуда папку с донесениями. Не поднимая головы, он буркнул:
— Берегите себя.
…Синьор Кристатос раскрыл меню.
— Я не собираюсь ходить вокруг да около, мистер Бонд, — сказал он. — Сколько?
— Пятьдесят тысяч фунтов и такой же приварок в случае удачи.
Кристатос равнодушно заметил:
— Это хорошие деньги. Я закажу дыню с окороком и шоколадное мороженое. На ночь я не ем много. В этом ресторане есть свое кьянти. Рекомендую попробовать его.
Подошел официант, и они с Кристатосом обменялись короткими очередями по-итальянски. Бонд заказал домашнюю лапшу с зеленью под генуэзским соусом, состоявшим, по словам Кристатоса, из фантастической смеси базилика, чеснока и еловых шишек.
Когда официант удалился, Кристатос откинулся на спинку и стал молча жевать деревянную зубочистку. Постепенно его лицо темнело, становилось мрачным; оно как зеркало отражало обуревавшие его сомнения. Тусклые черные глаза заблестели, их тяжелый взгляд беспокойно шарил вокруг, избегая лишь сидящего напротив Бонда.
«Он сомневается, стоит ли раскрывать все карты», — подумал Бонд, а вслух произнес ободряюще:
— При известных обстоятельствах сумма может увеличиться.
Казалось, Кристатос на что-то решился. Бросив: «Вот как?» — он отодвинул стул и встал.
— Извините, мне нужно в туалет. — Повернувшись, он быстро пошел в дальний конец зала.
Неожиданно Бонд почувствовал, что проголодался и хочет пить. Он налил кьянти в большой бокал и залпом выпил половину. Затем отломил кусок булки и стал есть, намазывая хлеб толстым слоем желтого масла. Интересно, почему булка с маслом кажется такой вкусной только во Франции и Италии? Других мыслей у Бонда не было. Он сделал все, что мог, и теперь оставалось только ждать. Кристатос ему поверил, — ведь он был крупной фигурой, солидным клиентом, которого рекомендовали сами американцы. По-видимому, Кристатос пошел звонить, и этот звонок решит все. Через зеркальное стекло ресторана Бонд глазел на прохожих за окном. Вот проехал на велосипеде разносчик одной из партийных газет. Поверх корзины на переднем крыле развевался красный флажок. Белыми буквами на нем было написано: «Progresso? — Si! Avventuri? — No!».[6] Бонд улыбнулся. Он был в прекрасном настроении. Все шло как надо. Сейчас главное продолжать в том же духе.
…В противоположном конце полупустого зала ресторана за угловым столиком около кассы пышная блондинка с ярко накрашенным ртом наклонилась к преуспевающего вида мужчине, словно привязанному за подбородок к тарелке толстой веревкой спагетти, и сказала:
— У него хищная улыбка, а так он милый. Легавые не бывают такими симпатичными. Ты уверен, что не ошибся, mein Taubchen?[7]
Зубы мужчины клацнули, перекусив макаронную веревку. Он вытер губы салфеткой, испачканной томатным соусом, и, зычно рыгнув, сказал:
— Сантос никогда не ошибается в таких вещах. У него нюх на ищеек. Поэтому я и поручил ему пасти этого ублюдка Кристатоса. Скажи, кому, кроме легавого, придет в голову провести целый вечер с этой свиньей? Но мы проверим еще раз. — Он вынул из кармана маленький жестяной скреппер, из тех, что выдают вместе с выкройкой бумажного колпака и свистулькой на карнавалах, и негромко щелкнул. Метрдотель в противоположном конце зала остановился как вкопанный и, развернувшись, бросился к их
