Линдон взглянул ей в глаза, снова мокрые от слез.
— Чего я только не перепробовала! Пыталась сдавать землю в субаренду, продала быков- производителей, на выведение которых отец потратил полжизни, пустила с молотка машины, кое-какие безделушки, даже свои волосы. — Она похлопала себя по голове. — Но и этого оказалось недостаточно, чтобы расплатиться с долгами. Я решилась продать лошадей, а среди них встречаются отличные экземпляры. Вместе с конюшнями. Но, судя по тому, что сказал в разговоре с тобой Джо, эта затея тоже провалилась.
— А кто… — Линдон откашлялся, — кто этот Джо?
— Сосед. Мы с ним большие друзья. Он единственный родной мне человек, единственный, кому небезразлична моя судьба. Джо советовал мне, где взять деньги. С ним мы обсуждали, устроюсь я к вам на работу или нет. Он уверил меня, что стоит попытаться. Сказал: не волнуйся, все у тебя получится. — Ди выпрямилась и посмотрела на Линдона с затаенной гордостью. — И я знаю, что это так. Что у меня и вправду все получится.
— Получится, — язвительно ответил Линдон. — Ты получишь уведомление о том, что уволена.
Жалко, конечно, добивать ее, но другого выхода нет. Он дал себе слово, что ни за что не потерпит женщину, которая ему лжет. И должен сдержать его. Ради самого себя.
— Но почему? — Ее глаза сверкнули. — Из-за того, что я женщина?
— Не поэтому. Потому, что солгала.
— Но вы сами меня вынудили. Я же пыталась устроиться сюда… обычным способом. Но вы отказали.
Тут ничего не попишешь: что правда, то правда, подумал Линдон.
— Какие у тебя основания увольнять меня? Только то, что я женщина?
— Нет. То, что ты предоставила заведомо ложные данные о себе при приеме на работу.
— Признаю! Согласна, я солгала. И… Мне жаль. Правда. Я не хотела обманывать тебя и твоего отца. Но другого выхода у меня не было. В конце концов, должна же я была показать, что ваши с отцом представления о том, на что способны женщины, давно устарели. Согласись, я была лучшей из всех, кто претендовал на эту должность! Признайся, что я права!
Это точно. Линдон лишь пожал плечами, но себе признался, что Ди права. Достаточно посмотреть, как она вкалывала сегодня, чтобы понять: никто не справился бы с работой лучше.
— Прошу тебя, умоляю, дай мне еще один шанс. Обещаю, ты не пожалеешь!
Интересно, а Марсия способна на такое ради того, чтобы сохранить компанию, заработанную потом и кровью ее предков? Что-то сомнительно.
Линдон встал и подошел к окну. Разве можно принимать ответственные решения, когда рядом сидит красивая девушка в полотенце, накинутом на изящное и совершенно обнаженное тело, и умоляюще смотрит на тебя?
— Иди оденься.
— И после этого отправляться домой? Ты все-таки меня увольняешь?
— Нет. Тебе причитается обед. Ты отработала весь день, а работники питаются за мой счет. Так что сначала перекусим, а там будет видно.
— Идет! — радостно произнесла она. — Только чур обедаем не в «Подкове». — И бросилась в свою комнату.
Линдон усмехнулся. Как быстро меняется у нее настроение!
А он… он снова оказался тряпкой.
Дальнейшие ее действия, по крайней мере на ближайшие несколько минут, не вызывали у Ди ни малейших сомнений. Продолжать игру в переодевание нет смысла. В конце концов, будь что будет. Ей нечего терять.
Хуже всего, что она зря рассталась с роскошной шевелюрой. Когда-то теперь снова отрастут волосы! А привести себя в нормальный вид надо уже сейчас. Она выдавила немного геля, стоявшего на полочке в ванной, помассировала с его помощью волосы и распушила их. Получилось очень даже ничего. Может, так и остаться короткостриженой девчонкой? Надо подумать.
Гримироваться под ковбоя было непросто, зато теперь у нее под руками вся косметика, необходимая, чтобы привести себя в божеский вид. С помощью карандаша она подкрасила брови, затем взяла пудру и слегка провела подушечкой по щекам. Вышло неплохо. Осталась губная помада. Но ее она с собой не взяла: ведь ковбои помадой не пользуются. Пришлось слегка прикусить губы, чтобы они не выглядели слишком бледными. Впрочем, у нее и так неплохой натуральный цвет.
С одеждой было совсем легко: она надела те же самые джинсы, что и вчера вечером, а рубашку завязала на талии.
Но это все цветочки: сначала нарядилась мужчиной, теперь переоделась в женщину. Тут все просто. А вот как убедить Линдона не увольнять ее? Вот это серьезная задача!
Немудрено, что на кухню она вошла слегка дрожа. Надеяться на его добросердечие можно, да только стоит ли?
К тому же при ее появлении в его глазах не появилось ни капли сострадания или нежности. Преображение Ди в женщину не оставило его равнодушным, но так, как он посмотрел на нее, смотрит самец на самку, а не человек, переполненный сочувствия к бедам ближнего.
— Ты что, хочешь в таком виде пойти со мной? — спросил он.
— А что такого?
Он встал перед ней, явно наслаждаясь преимуществом в росте, и притворно вздохнул.
— Ну ладно, пошли.
Еще до ее вторичного переодевания — обратно в женщину — Линдон решил, куда они поедут: в кафе, где бутерброды и кофе в стаканчиках подают прямо в машину. Теперь он оценил свою предусмотрительность: показываться с Ди в ее нынешнем виде на людях ему ничуть не улыбалось. Сначала надо придумать, как быть с ней дальше.
А решить эту задачку очень непросто. Пока Ди Морган оставалась Диком Мортоном, он не придавал значения ее — точнее, его — смазливому личику. Но после преображения Дика в Ди ситуация коренным образом изменилась. Увидев, насколько она прелестна в женском обличье, Линдон понял, что так дело не пойдет. Жить под одной крышей с красивой девушкой и прикидываться, что ничего не происходит, — нет, так можно сойти с ума!
Выход один: надо ее уволить. Но как? Он бросил взгляд на Ди. Та робко улыбнулась ему, отчего Линдону стало еще хуже. Он сосредоточился на дороге. Еще не хватает попасть в аварию из-за этой дурацкой истории.
Выставить ее после той душещипательной истории, которую она ему рассказала, значит, поступить как последний мерзавец. Нам, Скоувилам, чувство семейного долга присуще с пеленок, любит повторять его отец. Как же лишить последнего шанса несчастную девушку, которая как раз и пытается выполнить свой семейный долг. Ведь ей так дорого ее ранчо, к тому же она дала своему отцу обещание.
Линдон тряхнул головой. Нет, нельзя поддаваться глупой чувствительности. Возможно, она все это напридумывала.
Снова взглянув на нее, он понял: Ди сидит как на иголках. Надо покончить со всем побыстрее. Сказать: убирайся к черту — и все!
— Ладно, оставайся, — услышал он собственный голос. Как будто это не он сказал, а кто-то за него.
Ди подпрыгнула.
— Что?
— Говорю, оставайся! Но при одном условии. — Сейчас, небось, спросит своим робким голоском: «Каком условии?».
— Каком? — тихо произнесла Ди.
— Сама догадайся. Все останется как прежде. Ты будешь изображать из себя Дика Мортона. — Господи, уж не сошел ли я с ума? Это настоящее раздвоение личности, шизофрения. Думаю одно, а говорю
