мы в опасности. — Она обняла его за шею. — Не думай, я не истеричка. — Она поцеловала его. — Ну ладно, иди. Только возвращайся побыстрее.
Послышался голос Лейтера. Бонд вышел из комнаты и запер дверь.
Он проследовал за Лейтером к машине, ощущая какое-то смутное беспокойство. Он не мог представить себе, что девушке что-нибудь грозит в этом мирном, законопослушном местечке или что Биг Мэн каким- нибудь образом выследил ее здесь, ведь Эвергледз — лишь один из многочисленных лагерей такого рода на острове Сокровищ. Но он с доверием относился к ее исключительной интуиции, и ее нервный срыв несколько обеспокоил его.
Впрочем, при виде Лейтеровой машины все эти мысли вылетели у него из головы.
Бонд любил скоростные автомобили, и ему нравилось водить их самому. Большинство американских марок навевало на него тоску, В них не было индивидуальности, личностного характера, какой свойствен европейским машинам. Это были просто «транспортные средства», все на один лад и одной формы. И даже клаксоны у них звучали одинаково. Они изготавливались, чтобы отслужить свое в течение года, а затем частично пойти в уплату за модель года будущего. А вместе с отказом от рычага переключения скоростей, вместе с введением системы автоматического управления ушло удовольствие от вождения. Того чувства единения шофера с машиной и дорогой, того вызова мастерству и нервам, какие хорошо известны европейскому водителю, здесь, в Америке, уже не испытаешь. В глазах Бонда американские машины представляли собой лишь большие, похожие на жуков, ящики, в которых передвигаешься, положив одну руку на руль, включив радио и манипулируя кнопками, автоматически поднимающими и опускающими окна, чтобы уберечься от сквозняка.
Но у Лейтера был старый «корд», одна из немногих американских моделей, сохранивших чувство собственного достоинства, и Бонд с удовольствием залез в низкий салон, услышал резкий звук переключения передач и рев выхлопной трубы.
«Этой марке, наверное, не менее пятнадцати лет, а выглядит она как одна из самых современных машин в мире», — подумал Бонд.
Они выехали на дамбу и двинулись вдоль застывшей морской полосы, отделяющей остров длиной в двадцать миль от большого полуострова, на котором и располагался Сент-Питерсбург с пригородами.
Едва въехав на Сентрал-авеню, протянувшуюся через весь город к яхт-клубу, главной гавани и большим отелям, Бонд ощутил ту особенность местной атмосферы, которой городок обязан своим прозвищем «Пристанище стариков». У всех людей, толпившихся на тротуарах и сидевших на знаменитых скамейках, так живописно описанных Солитер в разговоре с Бондом, были седые волосы или лысины.
Бонду бросилось в глаза, что дамы о чем-то ворчали, даже не закрывая рта, и старики в рубашках «труменовках», выставив под солнце высохшие руки и плечи, не отставали от них. Чтобы услышать эту оживленную болтовню, сплетни, новости, приглашения на вечернюю партию бриджа, похвальбу письмами от детей и внуков, обсуждение цен в магазинах и мотелях, вовсе не обязательно было находиться среди этих людей. Достаточно увидеть, как трясутся их редкие волосенки, как похлопывают они друг друга по спине, как хихикают и перемигиваются.
Увидев, как Бонд в ужасе закатил глаза, Лейтер заметил:
— Да, прямо в гроб хочется залезть, и пусть заколотят крышку. То ли еще будет, когда выйдем из машины. Если на них сзади упадет твоя тень, они припустят с такой скоростью, будто над ними в банке склонился старший кассир. Кошмар. Вроде как если бы младший клерк неожиданно явился домой в полдень и застал жену в постели с президентом банка. А потом вернулся в банк, и сказал сослуживцам: «Ну, ребята, не знаю, как и вырвался, он чуть не застукал меня».
Бонд рассмеялся.
— Ко всему прочему тут у всех в карманах тикают золотые часы, — продолжал Лейтер. — Тут полно всякого рода дельцов, ломбарды набиты золотыми часами и масонскими кольцами, и еще янтарем да медальонами. Возьми хоть «Ломбард тетушки Милли» — там целая толпа этих стариков и старушек; жуют чизбургеры, глазеют на прилавки и болтают себе. Впрочем, здесь не только старики. Глянь-ка сюда, — и он указал на огромный щит, рекламировавший одежду для беременных.
— Поехали отсюда, — застонал Бонд. — В конце концов это не входит в наши обязанности.
Они подъехали к набережной, повернули направо и двинулись в сторону стоянки гидропланов и поста береговой охраны. Тут на улицах уже не было стариканов, открывалась обычная картина гавани — верфи, склады, лавки, перевернутые вверх днищем лодки, сохнувшие сети, доносился крик чаек и весьма специфический запах моря. На фоне большого кладбища, которое представлял собой город, надпись над гаражом — «Пэт Грейди. Смеющийся ирландец. Подержанные автомобили» — напоминала о том, что существует и живой, деятельный мир.
— Пожалуй, остановимся здесь и дальше пойдем пешком, — решил Лейтер. — Грабитель — рядом, через квартал.
Они оставили машину прямо у гавани и пошли мимо дровяного склада, рядом с которым стояли нефтяные цистерны. Обогнув его слева, они снова вышли к морю.
Переулок упирался в узкий, покосившийся от непогоды причал, уходивший на двадцать футов в море. Рядом, по правую сторону, было приземистое железное строение — склад. Над двойной дверью красными буквами по белому полю написано: «Уробурос инкорпорейтед. Рыбные консервы. Кораллы, раковины, морские дары тропиков. Только оптовая продажа». В одну из створок была вделана еще одна дверь, поменьше, с французским замком. На ней надпись: «Только для служащих. Не входить».
На кухонном стуле сидел, прислонившись к стене, мужчина с бейсбольной кепочкой на затылке и зубочисткой в зубах. Он чистил ружье — «реминггон-30», — подумал Бонд. На мужчине была надета грязная (когда-то белая) майка, обнажавшая пучки темных волос под мышками, мятые полотняные брюки и туфли на каучуке. Было ему лет сорок, лицо такое же морщинистое и изрезанное шрамами, как перила на причале, но тонкое, удивленное и губы тоже узкие, бескровные. Весь он был какого-то желтовато-табачного цвета. Вид мрачный и жестокий, как у злодеев в фильмах об игроках в покер золотых приисках.
Человек даже не поднял головы от своего занятия, когда Бонд и Лейтер прошли мимо него на пирс, но Бонд, уже спиной почувствовал на себе пристальный взгляд мужчины.
— Если это не Грабитель, — сказал Лейтер, словно угадав мысли друга, — то его кровный родственник.
Серый пеликан с бледно-желтой головой уселся на самом краешке причала. Он позволил им подойти почти вплотную, затем неохотно взмахнул крыльями и поднялся в воздух. Они смотрели, как он медленно летит прямо над водой. Внезапно птица стремительно ринулась вниз, выставив вперед клюв. И тут же снова появилась с рыбешкой, которую моментально и заглотила. И снова пеликан взмыл в воздух, продолжая охоту на рыб и ориентируясь по солнцу, так, чтобы не спугнуть их своей большой тенью. Когда Бонд и Лейтер повернулись, чтобы идти назад, птица вновь с шумом уселась на мол и принялась задумчиво озирать окрестности.
Мужчина все еще возился с ружьем, тщательно протирая его промасленной тряпкой.
— Добрый день, — поздоровался с ним Лейтер. — Вы директор этой верфи?
— Допустим, — ответил мужчина, не поднимая взгляда.
— Я хотел бы здесь оставить свою лодку. Стоянка яхт-клуба переполнена.
— Не выйдет.
Лейтер вынул бумажник.
— Как насчет двадцатки?
— Не выйдет. — В горле у него что-то булькнуло, и он сплюнул прямо между Бондом и Лейтером.
— Эй, — сказал Лейтер, — а нельзя ли вести себя поприличнее?
Мужчина помолчал. Потом поднял глаза на Лейтера. Они у него были близко посажены и глядели так же безжалостно, как глаза дантиста.
— А как называется ваша лодка?
— 'Сибил', — ответил Лейтер.
— Нет здесь такой лодки, — покачал головой мужчина. Он с лязгом вынул из винтовки затвор. Ствол лежал у него на коленях, мушкой в сторону склада.
— У вас, видно, со зрением не все в порядке, — съязвил Лейтер. — Она здесь уже неделю. Шестьдесят футов в длину, два дизельных двигателя. Белого цвета, с зеленым тентом. Оснащена для рыбной
