силах.
– Линда переехала в Вашингтон и тем самым оборвала все дружеские привязанности. Ты обязана думать о своей собственной репутации.
– Не будем ссориться, мам.
– Я и не собираюсь, – ответила та, снова наклоняясь над газетой. – Смотри-ка, они образовали специальный подкомитет по расследованию злоупотреблений сексом.
Ксавьера прочла и криво усмехнулась.
– Чертовы лицемеры! Не думаю, что они начнут с себя.
Мать засмеялась.
– И я не думаю. Найдут кого-нибудь поколоритнее.
В это мгновение приоткрылась дверь, и в образовавшейся щели показалась голова Тома.
– Ксавьера, как насчет фотографа? Поторопись, пожалуйста, и не забудь, что дома у тебя назначена еще одна деловая встреча. Вызвать лимузин?
Она с отсутствующим видом кивнула и снова уткнулась в газету.
– Боюсь, что они доберутся до тебя, – озабоченно произнесла мать.
– Что ты имеешь в виду?
– Этот подкомитет. Начнут вызывать свидетелей… Как бы тебе не пришлось ехать в Вашингтон.
– Ксавьера. – Том еще не ушел и продолжал сверлить ее взглядом. – Ты рискуешь выбиться из графика.
Она кивнула, обошла вокруг стола и поцеловала мать в щеку.
– Пока, мам.
Во взгляде женщины сквозила тревога.
– Пока, родная.
Ксавьера ласково потрепала ее по плечу и пружинистым шагом устремилась к выходу.
Глава вторая
Ксавьера спустилась на лифте этажом ниже и, пройдя по коридору, на ходу расточая улыбки и отвечая на приветствия, вошла в просторное помещение художественного отдела. Здесь, как обычно, стоял дым коромыслом. Сотрудники носились взад-вперед с какими-то бумагами. И все орали друг на друга.
В дальнем конце комнаты виднелась дверь с табличкой: «Не входить!» Ксавьера открыла дверь и скрылась за ней.
Это была фотостудия, огромная, завешенная плотными шторами и слабо освещенная комната – только яркое пятно от софитов в центре. Там, в ослепительных потоках света, лежала на низенькой тахте сногсшибательная блондинка, на которой ничего не было, кроме прозрачной рубашонки, едва доходившей до талии. Рядом суетился фотограф, маленький человечек в мешковатой шелковой пижаме и сандалиях на босу ногу, с золотой серьгой в правом ухе. На шее у него болтались «Никон», «Пен-такс», «Мамия», пара экспонометров и прочие фотопринадлежности. Когда открылась дверь, он гневно обернулся, подбоченился и по-птичьи наклонив набок голову, направился навстречу. При этом фотограф свирепо щурил глаза, чтобы разглядеть налетчика. Узнав Ксавьеру, он немного смягчился.
– Привет, Ксавьера.
– Привет, Рэнди. Как дела?
Тот сердито мотнул головой, фыркнул и отвернулся.
– Какие могут быть дела, если мне постоянно мешают. Ксавьера понимающе улыбнулась и положила руку ему на плечо.
– Я просто хотела знать, все ли в порядке. Низенький человечек еще больше напрягся! А при виде чужой руки на своем плече его затрясло от ярости.
– С вашего позволения… – ледяным тоном начал он.
– Ох, извини, – Ксавьера быстро убрала руку и подошла к фотомодели, бросив Рэнди через плечо: – Постараюсь тебе не мешать.
Он вскинул голову и презрительно засопел. Потом немного оттаял и обратился к девушке:
– Ну что, куколка, ты готова?
– Всегда готова! – отрапортовала та.
– Я говорю о съемке!
– И к ней тоже!
Фотограф в течение нескольких секунд в молчании заламывал руки. Затем взял «Никон» и посмотрел в видоискатель.
– Повернись немного. Прими такую позу… ну, ты знаешь… Вот именно.
Раздался металлический лязг хлопнувшей шторки. Что-то загудело. Девушка извивалась на тахте, принимая всевозможные позы и соблазнительно улыбаясь в объектив.
– Подложи под мягкое место подушку, – бормотал Рэнди, нагибаясь и прыгая из стороны в сторону, чтобы поймать новый ракурс – Теперь снова повернись ко мне. Умница. – Снова послышалось гудение. –
