Но мама хочет услышать об этом.
— Где ты ее видел? Она красивая? Она была пьяная? У нее миллион слуг?
— Да-а… мы… Райан и я… видели, как она заселялась в отель. Фарнесворт как язык проглотил. А еще у нее есть собака, ищейка.
— Твой папа всегда хотел ищейку, — смеется мама.
Она смотрит на книжную полку, там стоит ее свадебная фотография размером восемь на десять. Я тоже бросаю на нее взгляд. Мама достала белые свечи, которые продают у нас в супермаркетах в сезон ураганов. Мы держим их поблизости на случай отключения электроэнергии. Она расставила их вокруг снимка так, что все это теперь выглядит как алтарь.
А вообще, похоже на то, что мой отец — полный придурок. Когда мне было два года, он пошел на рыбалку и не вернулся. Мама годами искала его, нанимала убогих частных сыщиков, чтобы пробить его водительские права и номер страхового полиса и узнать, не работает ли он где-то, пыталась найти его через Интернет. Ничего. Это как в одной книге, которую я однажды видел в букинистическом магазине, она называлась «Как исчезнуть так, чтобы вас никогда не нашли». Там рассказывалось, что нужно сделать, чтобы инсценировать собственную смерть, а потом стать другим человеком.
Если, конечно, он действительно не умер.
— Знаешь, — говорю я маме, — кто-то мне рассказывал, что если человека не находят в течение семи лет, то считается, что его нет в живых. Тогда можно получить пособие.
— Он не умер.
Все это мы уже проходили.
— Откуда ты знаешь?
— Когда мы учились в школе, он каждый день приносил цветы и вплетал их мне в волосы.
— А при чем тут это?
Я в изумлении смотрю на нее.
— Если это родственная тебе душа, ты знаешь, когда она умирает, — говорит мама.
Я качаю головой. Если у них была такая огромная любовь, то он бы не мог так просто уйти. Но она не станет слушать.
— Как раз сейчас нам бы очень пригодилось это пособие. Ты хочешь потерять наш бизнес и всю оставшуюся жизнь работать в «Люби эту собаку»?
— Расскажи мне еще о принцессе, — говорит мама, явно с целью сменить тему.
— Она увлекается обувью. Мэг советует мне договориться, чтобы она стала носить одну из моих моделей. Но я думаю, это глупо.
Еще час назад я не думал, что это глупо, но тогда я и не обливался потом от жары. Сейчас кажется безумием надеяться, что Викториана захочет иметь что-то общее с таким, как я. Нет, конечно, она была мила. Ее с рождения учили этому. Легко быть милой, когда все получаешь на блюдечке с голубой каемочкой.
Но мама рада поговорить хоть о чем-то, не связанном с нашей бедностью.
— Какая замечательная идея. Мэг права. То, что она остановилась в этом отеле, — твой шанс. Этому суждено быть.
Жара сдавливает мою голову так, что перед глазами появляются красные и черные круги. Я хочу вернуться на работу, там хотя бы холодно и тихо.
— Как ты можешь верить в эту… иллюзию? Посмотри правде в глаза — отец никогда не вернется, и я никогда больше не увижу принцессу. Ничего хорошего никогда не произойдет. Вот чему суждено быть!
Мама ничего не говорит, просто берет журнал и начинает им обмахиваться, закрывая лицо, и мне вдруг становится плохо. Она не хотела быть бедной. Мой отец оставил ее тоже не по ее воле. Она делала все, что могла. Я хочу извиниться, но от жары не могу даже говорить.
— Кроме веры, у меня ничего не осталось, — наконец говорит мама.
Я делаю глубокий вдох.
— Извини. Я знаю. Смотри, я сейчас возвращаюсь в отель на работу. И ты тоже должна пойти. В мастерской прохладно. Если мы останемся там до темноты, то здесь нам придется только спать. А к тому времени жара уже спадет.
— Иди сам, — качает она головой. — Но давай я сделаю тебе яичницу. Я могу зажечь плиту спичкой. Нам нужно съесть продукты, пока они не испортились.
Я киваю. Вот тебе и волшебство.
Глава 5
Всю следующую неделю я пытаюсь снова увидеть принцессу Викториану. Это ведь должно быть не сложно, правильно? Учитывая, что она живет в отеле, в котором я провожу по шестнадцать часов в день (больше, чем обычно, в связи с отсутствием кондиционера дома), а также то, что у нее вряд ли может получиться пройти по холлу незамеченной. Я стараюсь подружиться с папарацци, дежурящими у входа, но быстро понимаю, почему они со мной разговаривают: они надеются, что я знаю распорядок дня Викторианы.
Но это не так. Я знаю только то, что каждое утро ровно в восемь слуга выводит ее ищейку на Коллинз-авеню и что почти каждый день в газетах появляются фотографии принцессы, ночи напролет тусящей на вечеринках в «Мэншне», «Опиум-гардене» или в других местных клубах.
Но у меня все-таки получается разведать, куда ходит собака. На следующий день в «Майами геральд» появляются фотографии ищейки, рыскающей в районе порта Майами.
В интервью этой газете Викториана говорит: «Я не знаю, куда прислуга водит гулять мою собаку. В Алории я моту выгуливать ее сама, но здесь меня везде преследуют репортеры».
Фото сопровождается подписью: «Затравлена?»
В журнале «Пипл» еще один снимок Викторианы, танцующей на столе.
Я теперь сплю в мастерской, уткнувшись лицом в прилавок. Я надеюсь увидеть ее, когда она будет возвращаться с одной из своих попоек, но этого не происходит. Клянусь, иногда я просыпаюсь и вижу, что она стоит за горшками с пальмами или даже совсем рядом, у закрытой на ночь кофейни Мэг. Наверное, это галлюцинации от недосыпания.
Но однажды она приходит в мою мастерскую.
Да. Правда. И она пьяна.
Само по себе это не удивительно. Шокирует то, что она так напилась, что стала разговаривать со мной.
— Escusez-moi, — начинает она, пока я разгибаюсь и вскакиваю на ноги. — Я авария.
Еще до того, как я обретаю дар речи, принцессу прерывают какие-то голоса. Огромные тени двух телохранителей полностью закрывают ее от меня.
— Non! Non! — возражает Викториана. — Я должна с ним говорить сама.
Она раздвигает эти горы мяса своей маленькой белой ручкой и проходит между ними, как ледоруб сквозь скалу Рашмор. Те, очевидно, не хотят разъединяться, но у них нет выбора. Она их принцесса.
Викториана ставит свою туфельку на прилавок. Она оливкового цвета, из змеиной кожи, стоит больше тысячи долларов, и на ней порвался ремешок.
Всего этого я почти не замечаю.
Я вижу только то, что эта туфелька все еще на ее ноге. На моем прилавке!
— Мило, правда? — говорит она.
— Да, — едва выдыхаю я.
Потом, правда, понимаю, что принцесса имеет в виду обувь. Да, милая. «Донна Каран», Италия. Это весенняя коллекция — я видел их в «Вог».
— Мне нужна ваша помощь. — Произнося букву «п», она обдает меня парами мохито, и я чувствую запах рома и мяты. — Они, они мои любимие, а теперь они… — Викториана с отчаянием всматривается в свою ногу, будто это раненый щенок, — порвались.
