населения того же края, которое в местечках и деревнях было поголовно безграмотно. Правда, государства не тратило своих денег на содержание вновь открытых училищ. Для этой цели средства давали сами же евреи из специального налога, так называемого «свечного».
Преподавание и воспитание в училищах было поставлено так, что оно должно было уничтожить в евреях фанатизм и приобщить их к общей гражданственности. В них молодежь должна была убедиться в нелепости еврейских предрассудков и постепенно отойти от своей религии. Училищное начальство сплошь состояло из христиан. Смотрителями назначались отставные полуграмотные чиновники и инвалиды- военные.
Одновременно с учреждением училищ правительство установило строгий и постоянный контроль над обучением в хедерах, и контроль этот был поручен училищному начальству. Поэтому понятно недоверие со стороны евреев, дороживших именно теми устоями и бытом, против которых министр просвещения граф Уваров направил организацию их образования. Грубое обращение отставных фельдфебелей, которым поручалось руководство училищами, неумение и недостаток усердия к делу, полицейское преследование частных школ, столкновения с родителями, не пожелавшими отдавать в новые школы своих детей, отталкивало от новосозданных казенных училищ.
Окончательный удар казенным еврейским училищам нанесло, однако, само правительство. Для привлечения в них учеников было обещано при самом их учреждении, что из стен училища не будут брать кантонистов. Но это были пустые обещания. Поверенные кагалов, составляя списки молодых людей, подлежащих набору, наоборот, с особой настойчивостью искали свои жертвы среди питомцев казенных училищ. Порою и здесь рекрутская повинность применялась в виде меры наказания для тех родителей, которые «по своему вольнодумству» сами, по собственной доброй воле, определяли своих детей в новые школы. Но поверенные кагалов брали мальчиков из казенных училищ не из-за фанатизма. Рекрутские наборы обрушивались на училища главным образом потому, что здесь в более компактной массе сосредоточивался тот общественный элемент, то есть сыновья беднейших классов еврейского населения, из которого по условиям того времени вообще комплектовался набор. Попытки со стороны учебного начальства заступиться за своих питомцев, ни к чему не приводили, и это развалило казенные училища.
Евреи, озлобленные против тех, которые посылали своих детей в казенные училища, ночью нападали на их дома и насильно отдавали мальчиков этих семей в рекруты вне очереди. Все это привело к тому, что ученики оставляли казенные училища, а те, которые собирались поступать в них, воздерживались.
На все грозные указы правительства об ограничении прав евреи не реагировали и молчали. Когда же из Петербурга стали доходить слухи о готовящейся регламентации их быта, то это всколыхнуло всех. В конце 1833 года в Государственный совет поступила докладная записка Виленского кагала, в которой изложены опасения евреев в связи с предстоящими нововведениями.
До тех пор, говорилось в «Записке», пока государство не предоставит евреям гражданских прав, образование будет для них только несчастьем. Необразованный и невежественный еврей не пренебрегает унизительным хлебом фактора и ростовщика и довольствуется скудным своим достатком. Но когда он будет образован и просвещен и вместе с тем исключен от участия в гражданских и политических делах государства, еврей, под влиянием горького чувства неудовлетворенности, должен будет оставлять свою веру. Но честный еврейский отец ни в коем случае не может согласиться на то, чтобы его сын стал отщепенцем.
В «Записке» далее говорилось, что репрессивные меры заставляют евреев содрогаться и трепетать насчет их будущего в России. «После ряда жестоких ограничений в правах, — пишут виленцы, — евреи впали в полное отчаяние, а потому они просят обратить внимание на сей несчастный и оклеветанный народ и оградить его от дальнейших преследований; не по нравственным качествам, а по вере своей еврейский народ так гоним».
«Записка» указывала также на целый ряд тяготевших на евреях ограничений в деле отбывания рекрутской повинности. В то время как некоторое количество нееврейских кантонистов оставляют временно жить при родителях или у родственников, хилые еврейские мальчики, оторванные от своих родителей, загоняются в далекие области необъятной страны, где они попадают в бесконтрольное распоряжение военной власти. Их гонят при самых ужасных условиях передвижения в такие отдаленные города, как Оренбург, Троицк, Верхнеуральск, Омск, Томск, Казань, Архангельск, Петровск, Тобольск, Красноярск, Иркутск, Семипалатинск, расположенные за много тысяч верст от черты еврейской оседлости. Далее указывалось, что при отправлении рекрутской повинности по уставу 1827 года евреи не имеют тех облегчений, какие предоставлены коренному населению. Виленский кагал между прочим просил, чтобы евреев, вместо положенных лет от 12 до 25, принимали в рекруты от 20 до 35 лет. Департамент военного министерства дал на это положительное заключение и Государственный совет утвердил его, но Николай I наложил собственноручно резолюцию: «Оставить по-прежнему».
Что же касается «Записки» в целом, то правительство не только осталось глухим к просьбам и соображениям, высказанным еврейскими представителями, но своими последующими указами и постановлениями еще больше ухудшило положение.
Двойственная политика правительства, провозгласившего прогрессивный лозунг просвещения и в то же время проводившего систему репрессий и ограничений, вызывала подозрение. Опасения виленцов вызывали тревогу за будущее и это чувство разделяли все евреи России, а забота министерства просвещения казалась неуместной на фоне общего законодательства. Со стороны правительства были, правда, сделаны заверения о том, что оно далеко от мысли отвлечь евреев от их религии путем просвещения, но все это затмевалось вопиющим фактом еврейского бесправия.
13 лет спустя после подачи докладной записки, Россию посетил видный общественный деятель Англии Моисей Монтефиоре для ознакомления с положением там евреев. Монтефиоре был принят Николаем I в специальной аудиенции. Уезжая из Петербурга, он остановился в Вильне и изложил евреям недовольство и все нарекания против них со стороны правительства и высших сфер.
Представители трехмиллионного еврейского населения стояли перед Монтефиоре и оправдывались в страшных обвинениях, возведенных на них российскими сановниками. Выступления еврейских представителей сопровождались рыданиями. И когда обвиняемые сами выступили в роли обвинителей, они нарисовали истинную картину положения евреев в России после издания стеснительных законов и указов и введения просветительной реформы.
По обширной Российской империи, говорили представители, тянется черта, приблизительно совпадающая на востоке с границей бывшего Польско-Литовского государства. Эта, так называемая, черта постоянной оседлости евреев делит империю на две неравномерные части: на Россию восточную, запрещенную для них, и на Россию западную, меньшую, беднейшую и доступную для евреев. Вдоль всей границы с соседними государствами тянется еще одна, так называемая 50-верстная черта, из пределов которой подлежат выселению до 300 тысяч евреев. Помимо этого, вследствие изгнания из сел и деревень, образовалась третья черта городских и местечковых земель, вне которой евреи не имею права селиться. Существует еще целый ряд других крупных и мелких ограничений в праве передвижения и жительства даже в пределах, так называемой, черты оседлости.
Живя в тесных территориальных границах, евреи подчинялись тому, что им было дозволено делать и не занимались тем, чем по закону евреям было запрещено заниматься. Евреи занимаются главным образом мелким торгом. Раньше торговля была сосредоточена почти исключительно в их руках, теперь же стали торговать и неевреи, вследствие чего возникла вражда между конкурентами. Приказ о выселении евреев из Киева (1827 г.) издан был именно по инициативе христианских купцов. Правительство упрекает евреев в том, что они так падки на мелкое торгашество и не занимаются земледелием. На это представители отвечали Монтефиоре, что правительство не разрешает евреям приобретать землю. Они даже не имеют права быть простыми земледельческими рабочими. «Если вам угодно, — заявили виленскому губернатору, в присутствии Монтефиоре те же представители, — мы мгновенно достанем вам 5 тысяч человек, готовых на какой угодно тяжелый труд, лишь бы иметь кусок хлеба».
Чтобы заняться земледелием евреи должны были переселиться в Новороссийский край и другие далекие по тому времени южные губернии. Переселенцы в пути массами погибали. Покупать же землю в
