«Петрикса». Мысль о том, что всем этим предстоит заниматься всего в четверти километра от врага, явно не вдохновляла.
Нам дали время перекусить, выпить по кружке горячего бульона, после чего наш провожатый снова вытащил нас в туман и снег. Мы шли за ним мимо землянок, минометных позиций и пулеметных гнезд. Время от времени мы останавливались и, пригнувшись, осматривали деревья перед собой. Уже к вечеру унтершарфюрер показал на гребень холма среди деревьев и велел нам именно там обустраиваться, а когда будем готовы, сообщить в штаб. После этого он исчез в лесу. Я стоял, слыша, как на проталины мягко падают снежинки.
Все мы страшно боялись ненароком нашуметь, даже говорили, и то чуть ли не шепотом, а чаще изъяснялись на диком языке жестов. Взвод приступил к изнурительному труду — выкапывать в мерзлой земле окопы, я же, надев наушники, связался со штабом.
К полуночи два окопа были готовы, замаскированы ветками и опавшей листвой, откуда вполне можно было обозревать подходы. Прижавшись друг к другу, мы кое-как согревались, но это никак не защищало нас от пронизывающего, ледяного ветра. Мы по очереди прослушивали эфир, чтобы урвать хоть немного времени на сон, но в ту ночь в стане противника никаких особых событий не происходило.
Наутро меня растолкал Крендл. Очнувшись от сна, я увидел, как он безмолвно тычет пальцем, указывая на лес. В первую секунду я ничего не заметил, но, приглядевшись, я заметил мелькавшие метрах в 25 от нас среди деревьев силуэты. Несколько солдат союзников брели прямиком к нам. Наших прорытых в земле норок они не заметили, но я не сомневался, что наша маскировка явно бросится им в глаза, как и любому достаточно опытному бойцу. Тут же переключившись на 3-й канал «Петрикса», я шепотом произнес в микрофон:
— Американский патруль в секторе 2. Чей-то голос хладнокровно осведомился:
— Сколько человек и как они себя ведут?
— По моим подсчетам, их шестеро. Двигаются прямо на нас.
— В случае необходимости обороняйтесь. И докладывайте обо всем.
Мои товарищи находились в другом окопе, и я не мог связаться с ними. Если они только с перепугу начнут палить, мы окажемся в весьма сложном положении. Американцы тем временем подошли к нам метров на 20 и продолжали продвигаться дальше. Я решил, что, если они подойдут к нам на 10 метров, нам ничего не остается, как, встав во весь рост, открыть по ним огонь.
Вот они всего в 15 метрах от нас, и я молил Бога, чтобы мои бойцы сохраняли хладнокровие. Достаточно одного-единственного выстрела, и мы ввяжемся в бой, исход которого будет явно не в нашу пользу. И с другой стороны, если мы замешкаемся и вовремя не откроем огонь, янки забросают нас гранатами в наших окопах.
Неприятель был уже в 10 метрах от нас. Сердце мое готово было выскочить из груди. Мы неторопливо передернули затворы наших К-98. И хотя мы старались действовать как можно тише, металлический лязг затворов прозвучал у нас в ушах чуть ли не громом.
Сам не знаю почему, но я не спешил отдавать приказ открыть огонь. Может, оттого, что никто из нас не запаниковал, и я понимал, что американцы нас не заметили. И моя нерешительность позволила американцам подойти к нам чуть ли не вплотную — до них было не более 5 метров. Я слышал свое тяжелое дыхание.
Американцы внезапно остановились и, сгрудившись, углубились в изучение карты. Для нас открылась великолепная возможность разделаться с ними одним махом. Но нашим гостям было невдомек — они то взглянут на карту, то уставятся поверх нас на лес. Потом о чем-то заспорили, темпераментно жестикулируя, один солдат пару раз указал туда, откуда они явились. Насколько я мог понять из их перебранки, они поняли, что зашли за границы района патрулирования. Снова окинув взглядом лес, они повернулись и вскоре исчезли в лесу примерно в том же месте, откуда появились,
У нас вырвался вздох облегчения, мы с Бомом, пробравшись через наваленные сверху ветки и листву, подползли к другому окопу — необходимо было разработать план действий на тот случай, если подобное повторится. К тому же надо было поблагодарить личный состав взвода за проявленную выдержку. Но каково же было наше с Бомом удивление, когда мы застали Зайлера, Шпенглера, Хеллера, Видмана и Райса спящими! Они даже и не подозревали о визите к нам американского патруля. Слава богу, хоть никто из них не храпел.
Разбудив своих подчиненных, я отчитал их за сон на посту, но, с другой стороны, я прекрасно понимал: люди измучены. Впрочем, это никак не могло оправдать беспечности — мы должны были быть в любой момент готовы к всяким неожиданностям. Решено было оборудовать наши окопы системой сигнализации — протянули бечевку от одного до другого. В случае появления патруля противника дернуть веревку один раз означало — выжидать, два раза — открыть огонь.
Я доложил в штаб о том, что американцы подошли к нашим замаскированным окопам на 5 метров, а потом повернулись и ушли. Сообщил и о том, что они явно зашли за границы сектора патрулирования. Штабисты заверили нас в том, что, дескать, если американцы действительно зашли за границы сектора патрулирования, то в следующий раз непременно проследуют еще дальше, в особенности, принимая во внимание, что никакого сопротивления им не было оказано. Кроме того, мне велели постоянно информировать штаб обо всех передвижениях противника в нашем районе.
В ту ночь нам удалось перехватить несколько радиодонесений противника, содержащих сведения о снабжении провиантом и боеприпасами, о передвижениях подразделений и перемещении орудий полевой артиллерии. Я тут же передал сведения в штаб.
На следующее утро из леса вынырнул еще один патруль американцев. Как и предсказывали штабисты, они явно намеревались зайти дальше и тоже не заметили наших окопов. Когда до них оставалось метров 10, я не сомневался, что они вот-вот ступят на нашу хрупкую крышу из прикрытых листвой ветвей. Следует сказать, что американцы передвигались довольно быстро для патруля. И вот мы все вчетвером уселись в окопах и попытались руками подпереть слой маскировки. И американцы как ни в чем не бывало протопали поверх нас. Видимо, выпавший снег укрепил нашу «крышу», создав естественные неровности, совсем как на лесной земле. Глянув им вслед, мы увидели, как они исчезли среди деревьев. Не мешкая, я связался со штабом и проинформировал офицеров об еще одном патруле.
Оттуда бойцам второй линии обороны передали приказ встретить незваных гостей как полагается. Но бойцы второй линии не заметили их. Примерно полчаса спустя американцы проследовали назад, однако на этот раз оставили в стороне наши укрытия.
Примерно два часа спустя нами было перехвачено еще одно радиосообщение американцев. В нём содержался приказ передвинуть части 9-й пехотной дивизии вперед на 50 метров. Я доложил об этом в штаб, оттуда сообщили, что в течение часа к нам прибудет наш вооруженный патруль. Нам было запрещено вступать в контакт с ним во избежание всякого рода недоразумений — все вполне могло закончиться перестрелкой со своими.
Вскоре после полудня наш патруль прошел мимо наших укрытий и исчез в лесу впереди нас. Спустя час или чуть больше, мы увидели, как они возвращаются. Еще раз пройдя рядом с нами, они через лес направились к себе на позиции.
Ночью до нас из лесу донеслась стрельба из винтовок и автоматов. Когда я доложил об этом в штаб, мне сказали, что, мол, да, все верно, это наш патруль нарвался на американцев. Около половины пятого утра мы перехватили новое сообщение союзников, адресованное тем же самым частям 9-й пехотной дивизии, с требованием передвинуться еще на 50 метров. Я доложил обо всем нашему штабу, оттуда поступило распоряжение оставаться там, где были, хотя теперь мы располагались в каких-то полутора сотнях метров от врага.
Я предупредил бойцов взвода, чтобы они ходили справлять нужду по двое — слишком рискованно было отправляться в лес поодиночке, поскольку в любую минуту можно было нарваться на постоянно шнырявших там американцев. Вдвоем, как ни говори, все-таки безопаснее.
Утром 15 декабря мы с Бомом выползли из нашей землянки и на несколько метров углубились в лес. Сам акт этой прогулки явился для нас праздником уже хотя бы потому, что можно было размять затекшие от сидения в неподвижности ноги. Тем более что поднимать их при ходьбе приходилось достаточно высоко, чтобы на обратном пути во избежание демаскировки легче было заметать следы.
Я стоял спиной к Бому, и тут он спросил:
