стали бить точнее.
Вокруг замелькали сполохи прожекторов. Уж больно оперативно отреагировали наши артиллеристы, поэтому русские заподозрили неладное. Мол, на их берегу явно торчит вражеский корректировщик огня. И тут в кратких паузах между разрывами снарядов послышался лай собак. В неверном свете вспышек разрывов Лёфлад пытался взглянуть на компас.
— Берег реки к северо-востоку от нас, — пояснил я. — Чтобы выйти к реке, надо идти на север. Если случайно разойдемся, все равно придерживаться этого направления. Место сбора примерно в двух километрах севернее на берегу Днепра.
— Вы идите, а я останусь и задержу их, — заявил Брюкнер, передернув затвор МР-40.
Явно было не время для героических поступков.
— Нам надо сматываться отсюда, причем бегом, если мы не хотим угодить к ним в лапы, — жестко заявил я.
— Так, бегите, за чем же дело стало, — упорствовал Брюкнер.
Вдруг я вспомнил о том, что все же выше его по званию.
— Мы отходим! Все! Это приказ! В моем голосе звучал металл.
Брюкнер тут же подчинился — субординацию этот боец соблюдал свято.
Пробежав с полкилометра, мы в буквальном смысле едва не натолкнулись на русский патруль. Русские заметили Нас, мы их, но они явно не поняли, кто это, свои или немцы. Мы открыли по ним огонь наугад, они немедленно стали палить в ответ, а потом, перекликаясь, стали отходить к югу. Брюкнер первым поднялся и мгновенно изучил обстановку.
— Все, — доложил он, — они убрались.
— Черт возьми! — воскликнул Крендл.
Оказалось, ранен Эрнст. Он, тяжело дыша, лежал навзничь, раскинув ноги и руки. Ему в грудь угодили две пули.
— Надо срочно выбираться отсюда, — предупредил Лихтель. — Потом его заберем.
Услышав слова Лихтеля, Эрнст выпучил глаза. Брюкнер, подойдя к Эрнсту, подхватил его и перебросил через плечо, словно мешок зерна.
— Заберите его оружие и гранаты, — коротко бросил он остальным.
Мы подняли с земли автомат и несколько гранат и поспешили дальше, не дожидаясь, когда русские вернутся с подкреплением.
Когда мы подходили к берегу, над водами Днепра шла ожесточенная перестрелка. Вспышки выстрелов отражались в воде. Брюкнер, положив Эрнста на землю, стоял рядом, разминая натруженные мышцы.
— Надо уходить отсюда, — повторил Крендл.
Я посмотрел на Эрнста и Брюкнера. Наш раненый товарищ еще был жив, но Брюкнер вымотался и уже не мог его нести дальше. Лёфлад и Лихтель были навьючены своим и чужим снаряжением и гранатами, так что нести Эрнста не могли. Я тоже не мог.
— Нет, — ответил я. — Мы здесь окопаемся. И встретим неприятеля, если потребуется.
— Отойдите дальше... вниз по реке, — прохрипел Эрнст. — Со мной так и так кончено. Хоть взвод поберегите.
Лёфлад с Лихтелем были готовы идти дальше. А у меня ноги гудели от ходьбы, а голова от Кюндера, от СС, от русских; мне осточертело топать и топать без конца неизвестно куда, выслушивать идиотские приказы, постоянно чего-то бояться.
— Нет, — повторил я, — именно здесь мы окопаемся.
— Подумай о взводе, — предостерег меня Крендл.
В его словах была своя логика, но мое решение зависело не только от меня. Оно зависело и от того, что один из моих товарищей был ранен. Идти он не мог, нести его дальше также не было возможности, но бросить его здесь я просто не мог, даже если бы такой приказ исходил от самого Гитлера. Мой товарищ получил эти две пули в грудь из-за кретинизма нашего командира, и нам всем в очередной раз пришлось расхлебывать кашу, которую заварил Кюндер. Вот поэтому я и решил не бросать нашего товарища. Вот поэтому нам сейчас предстояло окопаться и встретить противника огнем. Выхода было всего два — либо мы побеждаем, либо побеждают нас. Третьего не дано. Впервые за все время войны меня эта мысль не пугала.
Мы оттащили Эрнста в сторону и уложили его там, где трава была повыше. Дышал он с трудом, но был жив. Мы впятером, отойдя метров на 10 к югу, расположились в ряд вдоль берега реки спиной к ней. Крендл и Брюкнер — по правую сторону от меня, Лихтель с Лёфладом — по левую. Наметив линию огня и участки для каждого, мы приготовились к отражению атаки русских.
Справа от меня послышались выстрелы, однако я не видел, по кому Крендл с Брюкнером ведут огонь. Что-то с шумом упало в воду, и тут же раздался крик:
— Граната!
Мы тут же вжались в илистую прибрежную грязь, и в следующую секунду нас окатило водой. Еще одна граната шлепнулась на берег слева от меня, Лихтель, на четвереньках бросившись к ней, успел схватить и отбросить ее в воду. Брюкнер вел огонь вдоль берега, а мы с Лёфладом стреляли в противоположном, северном направлении, щедро поливая пулями верх обрывистой части берега. У меня уже кончались патроны, а когда кто-то выкрикнул: «Нас обходят сзади!»; тут уж я готов был молиться. Взглянув через плечо, я увидел на поверхности воды множество резиновых лодок. Наши солдаты вели огонь по обрывистому берегу, обороняемому нами. Я испугался, как бы спешившие нам на подмогу не перебили нас самих. Вот было бы здорово — погибнуть от пуль своих же!
Брюкнер, подняв автомат, завопил, пытаясь перекричать грохот стрельбы:
— Свои! Свои! Мы — саперы!
Мы с Крендлом недоуменно переглянулись — к чему демаскировать себя перед русскими? Понятно, что русские и так понимали, где мы, но все-таки Брюкнеру не следовало высовываться.
Интенсивность огня с лодок была такова, что русские, сообразив, с кем имеют дело, поспешили отойти с берега. Лодки причалили, мы сразу же бросились к своим спасителям и поделились с ними полученными сведениями. Нам сообщили, что Кюндеру удалось прорвать линию обороны русских с другой стороны от железнодорожного моста, так что наши танки и пехота сумели перерезать путь сообщения. Раненого Эрнста срочно перевязали, после чего уложили в резиновую лодку и переправили на другой берег.
Теперь нас было человек пятьдесят, сил было достаточно, чтобы атаковать позиции остававшихся на берегу русских. Вскоре мы уже прорвали их оборону. Из-за нехватки людей мы не могли заниматься захваченными орудиями, поэтому с помощью ручных гранат вывели их из строя. Человек 7—8 русских, подняв вверх оружие, сдались нам. Несколько наших попытались к ним приблизиться, чтобы допросить, но те, внезапно опустив оружие, открыли по ним огонь. После этого нам было уже не до великодушия к противнику — продвигаясь по захваченным позициям, мы стреляли всех подряд, кто пытался сдаться.
К рассвету мы добрались до железнодорожного моста и окруженного танками и артиллерийскими орудиями места, где расположился командный пункт Кюндера. Сражение за Днепр завершалось. Русские танки и грузовики пылали, степь усеивали тела погибших. Выяснилось, что русские заминировали мост, но действовали явно наспех, и мы вовремя заметили угрозу.
Унтерштурмфюрер Дитц с озабоченным видом расхаживал в нескольких метрах от Кюндера. Последний, увидев меня, тут же приказал подойти:
— Соберите свой взвод, — приказал он. — Я сейчас ознакомлю вас с приказом.
— У меня во взводе потери. Один человек, — доложил я. Кюндер укоризненно покачал головой, словно упрекая
меня.
— Значит, еще одного угробили, так? — спросил он. Клянусь, не будь он офицером, я тут же врезал бы ему
по физиономии за эти слова.
— Эрнст ранен, — пояснил я.
Слова Кюндера больно задели меня, я даже не знаю, как я тогда умудрился сохранить
