Согласно Риббентропу, граф Шуленбург не смог «подавить в себе возглас удивления» (London, S. 179f.); по свидетельству Хильгера, напротив, Риббентроп был «приятно поражен, когда, войдя в кабинет, увидел стоящих рядом Сталина и Молотова»
1191
1192
Proze?, X, S. 303.
1193
Направляемый защитником Рудольфа Гесса баварским адвокатом д-ром Зайдлем, который, не в последнюю очередь, с этой целью предложил даже пригласить на процесс для дачи показаний советского наркома иностранных дел Молотова (Proze?, X, S. 217), Риббентроп на суде договорился до такого утверждения: «Не приходится сомневаться в том, что Сталин ни при каких обстоятельствах не может упрекнуть Германию в агрессии или агрессивной войне за ее действия против Польши; если говорить здесь об агрессии, то вину за нее следовало бы возложить на обе стороны» (Proze?, X, S. 356). В этом высказывании еще раз прозвучало торжество по поводу казавшегося ему явным успеха его московской миссии, целью которой было необратимо сделать Сталина совиновником противоречащих международно- правовым нормам преступлений гитлеровского государства.
1194
1195
1196
1197
1198
См.: Proze?, X, S. 303. Позднее Риббентроп писал: «При этом (при определении демаркационной линии на польской территории. —
1199
Во время его второго визита в Москву — для подписания договора о границе и дружбе (конец сентября 1939 г.) — ситуация в этом отношении, конечно, изменилась. На этот раз Риббентроп чувствовал себя уже «как среди старых товарищей». Сталин, на свою беду, утратил бдительность и оправданное недоверие по отношению к германским намерениям, определявшие его поведение в те августовские дни 1939 г.
1200
1201
Proze?, X, S. 204f.
1202
Proze?, X,S. 359.
1203