– А заключение судебных экспертов не разойдется с вашим?
– Нет, они тоже укажут, что смертельный исход был неизбежен.
– Да, пожалуй, от таких опухолей никто не выживал, – сказал Багрий.
– Вы читали статью?
– Читал, – вздохнул Багрий. – Подлость, отлично замаскированная благородным протестом и возмущением.
– Кто бы это мог? – спросил Ник-Ник.
– Не знаю, не знаю, – ответил Багрий. – Сегодня вообще день сплошных сенсаций: сначала эта статья, потом это покушение на Романова…
– Слышал, слышал, – сказал Ник-Ник. – Как он там?
– Пока без сознания. Но Остап Филиппович говорит, что все обойдется самым лучшим образом. Перелом височной кости. Небольшой. Осколки убрали. Мозговая оболочка не повреждена. Вы дадите препарат Валентины Лукиничны?
– Для вашей коллекции?
– Нет, я хочу получить заключение кафедры патологической анатомии нашего медицинского института. Конечно, если вы не возражаете. Я уже звонил профессору Шумилиной. Она обещала сегодня же посмотреть и тут же дать заключение.
– Тогда мы пошлем ей вот эти препараты – уже готовые, – сказал Ник-Ник. – У меня их несколько.
– Да, так будет лучше. Сами понимаете – случай из ряда вон выходящий и, надо полагать, станет предметом обсуждения научного общества.
– Вы как будто извиняетесь, – улыбнулся Ник-Ник, – кафедра патологической анатомии – это кафедра патологической анатомии. А профессор Шумилина – звезда первой величины в нашей области. – Он легко завернул препараты и протянул их Багрию. – Когда получите результаты анализа, позвоните, пожалуйста.
– Обязательно! – сказал Багрий.
Он поднялся к себе в отделение, написал письмо Шумилиной и пригласил старшую сестру.
– Пожалуйста, пошлите кого-нибудь сейчас же в медицинский институт. Вот это письмо и препараты нужно срочно передать профессору Шумилиной. И скажите сестре, чтобы обязательно подождала ответ и занесла его мне домой. Если меня дома не будет, пускай опустит в почтовый ящик. А сейчас позовите, пожалуйста, Вадима Петровича.
43
Похороны – в два. Потом – поминальный обед, на котором нужно будет присутствовать. Торжественное собрание во Дворце культуры кораблестроителей в семь.
Всю ночь Тарас Игнатьевич провел у тела жены. Обитый красной тканью гроб возвышался на раздвинутом столе в большой комнате старого сельского дома, в котором родилась Галина. Иногда Тарасу Игнатьевичу казалось, что на лице умершей застыло осуждение. В такие минуты он принимался всматриваться в ее лицо и убеждался, что это не осуждение, а покорность и умиротворенность.
Пахло туей, ладаном, воском. Мерцали свечи у изголовья покойницы. В углу под иконами теплилась лампада, тускло освещая старую потемневшую божницу. Мать сидела под иконами, маленькая, сухонькая. Руки с узловатыми пальцами – на коленях. Он ходил по комнате, по белой в черную полоску дорожке, стараясь не стучать каблуками. Останавливался, смотрел на Валентину и снова принимался ходить, думая об одном и том же – об их последней встрече в субботу… Он приехал в больницу около семи – задержался с Джеггерсом. У нее к этому времени начался приступ. Когда Галина пошла, чтобы принести лекарства для инъекции, Валентина сказала:
– Ты бы шел, Тарас. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.
– Какой?
– Как тогда, на Кавказе. Помнишь, на той горе?
– Там было совсем другое, – сказал он.
– То же самое, – возразила она. – Не хочу, чтобы ты видел меня такой. – Он чувствовал, что она задыхается, с трудом сдерживает боль и говорить ей трудно. – Вообще-то мне намного лучше, – продолжала она, стараясь улыбнуться, – но сейчас… Может быть, это оттого, что я очень волновалась, ожидая тебя. Галина мне говорила, что у тебя все благополучно, и я очень рада.
Он ушел. На душе было скверно. У него никогда не хватало времени для нее… Пять лет спустя после войны, впервые в жизни, они выбрались в отпуск. Одновременно. Он достал путевки в санаторий в Крым. Строили воздушные замки, а вышло… Первые несколько дней он отсыпался. Ему всегда недоставало сна. Потом они бродили по окрестностям, ездили на катере и в Ялту, и в Ливадию, в Гурзуф… Его тянуло домой. И неловко было сказать об этом Валентине. Она заговорила первая. Сказала, что в Крыму, против ожидания, очень скучно, что она охотно вернулась бы. Он обрадовался. Они тут же собрались и, вызвав такси, укатили в Симферополь, торопя шофера, чтобы поспеть на самолет… Зато на следующий год…
Может быть, если б не та гора близ Нового Афона, все повторилось бы.
«Как тогда, на Кавказе. На той горе. Помнишь?..»
…Он давно уже обещал показать ей Кавказ. В сорок втором ему довелось воевать там. Ему всегда становилось не по себе, когда он вспоминал это время. Немцы в Новороссийске… Немцы на Кавказе… Немцы почти рядом с Баку… Тогда-то он и решил, что после войны обязательно поедет на Кавказ с Валентиной. Как же это было?.. Он вернулся домой после командировки в Москву и сказал, что послезавтра они едут на Кавказ. Куда именно?.. Этого он не знает. До Одессы – поездом. Оттуда теплоходом до Батуми. Билеты уже заказаны. Если захочется раньше сойти, сойдем. С собой – только самое необходимое. Костюм ни к чему. Они ведь не собираются посещать рестораны и театры. Фотоаппарат?.. Обязательно, там можно сделать великолепные снимки. Полотенца?.. Всего два. И только вафельные: они легкие.
