– У тебя пристрастие к ярким эпитетам и метафорам. Не собираешься ли ты в педагогический или, упаси боже, на факультет журналистики?
– В педагогический? А что, это было бы неплохо. Мама вот работает всю жизнь преподавателем. Факультет журналистики. Это было бы прекрасно, только журналисту, как и писателю, нужен, кроме всего, еще и талант.
Она преклонялась перед писателями. Она считала их людьми особого склада, какими-то волшебниками, которые могут легко создавать своих героев из ничего, распоряжаться судьбами этих людей, заставлять и читателя жить их жизнью, страдать, радоваться, побеждать и умирать вместе с ними. Потом, когда она вышла замуж за Гармаша, она узнала, какой ценой дается литературный образ, сколько требуется для него жизненного опыта и титанического труда. Не было больше никакого волшебства: работа, работа, работа. Но от этого ее преклонение перед писателями и поэтами не уменьшилось, наоборот, стало большим. Ей горько было видеть неприязнь отца к Сергею. И еще она не могла согласиться с тем, что высокое положение «капитана флагмана» создавало привилегии и Галине, его дочери. До девятого класса она ничего не замечала. Потом будто повязка спала с глаз. Произошло это на уроке физики. Она знала материал. Неплохо отвечала. И задачу у доски решила правильно, хотя учителю для этого пришлось помочь ей. А потом вызвали Мишу Богуша. Он, как всегда, отвечал на редкость хорошо. Нет, в этот раз – особенно хорошо, с какой-то увлеченностью и страстью. Преподаватель, скупой на похвалы, не удержался:
– Молодец! – И, обращаясь ко всему классу, добавил: – Вот как надо, друзья! – Наклонился над журналом, вывел отметку. – Пять! Жаль, не существует большего балла.
– И у тебя пятерка, – сказала Галине во время перемены сидевшая на соседней парте русоволосая девушка, большая мастерица по движениям руки преподавателя безошибочно распознавать оценку.
– Не может быть! – вырвалось у Галины.
– Почему не может? – насмешливо спросила девушка. – Ты ведь Бунчужная. Принцесса. Попробовал бы он поставить меньше. Директор его живьем съел бы. С потрошками.
Губы у Галины задеревенели. В горле пересохло. Однако она сдержалась, ничего не сказала. А та продолжала:
– Девочки! Она ничего не знает. Она святая, девочки. Она даже представления не имеет, что ее отец, директор судостроительного, шефствует над нашей школой. Она не знает, что и краску для полов, и линолеум для классных досок, даже мебель для учительской раздобыли на этом заводе милостью ее папаши.
– Ты дура, дура! – бросила Галина и, чтобы не расплакаться, выбежала.
Она знала, что ее любят в классе. Любят искренне. И не за то, что она дочь Бунчужного, а потому, что простая, может быть немного своевольная и гордая, но в общем очень искренняя девушка, готовая за друзей в огонь и воду… Однако она была уже достаточно взрослой, чтобы не понять правды. Ей и Мише Богушу – одинаковая оценка! Гадко, гнусно!
На следующем уроке физики, когда все уселись и слышно было только, как шелестят страницы классного журнала, Галина поднялась и громко, может быть излишне громко, спросила:
– Какую отметку вы поставили мне в прошлый раз?
Преподаватель, подняв свою круглую, начинающую лысеть голову, удивленно посмотрел на Галину и ответил:
– Пятерка у тебя, Галочка. Не беспокойся, пятерка.
– Это нечестно, – произнесла она и, отвечая на удивленный взгляд педагога, добавила: – Я не заслужила.
– Что же надо было тебе поставить? – спросил физик.
– Не знаю. Знаю только, что пятерку не заслужила. И вы переделаете, – добавила она решительно.
– А если нет? – спросил ее преподаватель, стараясь шуткой скрыть охватившую его неловкость.
– Я пойду к директору.
– Вот как? – произнес преподаватель все в том же насмешливом тоне. – Директор у нас очень милый человек, и мне вовсе не хотелось бы огорчать его. Хорошо, уладим дело полюбовно. Двойка тебя устраивает?
В классе засмеялись. Галина поняла, что ставит себя в смешное положение, но от этого чувство протеста только усилилось.
– Двойки я не заслужила. Я знаю материал, но не на «отлично».
Кто-то позади Галины прошептал громко:
– Вот балда!..
– Если на тройку переправлю, не возражаешь?
– Не возражаю, – уже со злостью, еле сдерживая слезы, ответила Галина и села.
Вечером отец спросил:
– Ты что это преподавателям дерзишь?
– Кому я дерзила?
– С физиком на уроке торговлю завела. К чему это? Или забыла, чья дочь?
– Не забыла. Директора судостроительного, благодетеля нашей школы.
У них тогда вышел серьезный разговор. Отец согласился: она поступила правильно. Она не нуждается в поблажках. И это хорошо, когда у человека гордость. Но такие вопросы надо решать иначе. Можно ведь было зайти в учительскую и там поговорить. Или после урока, но не при всем классе. А теперь… Вся школа гудит.