прекратить страдания. Некоторые даже требуют, предлагают расписки и другие гарантии того, что не будут в претензии. Но разве кому-нибудь придет в голову…
Она замолчала. Он тоже молчал, решив, что она еще не все сказала.
Она сидела, глядя прямо перед собой, перебирая концы своего тонкого шарфа. И Будалову показалось, что она и в памяти своей что-то перебирает, пытаясь найти очень важное. Вот отыскала наконец и обрадовалась, даже чуточку вперед подалась.
– Недавно у нас умерла женщина, – тихо и задумчиво произнесла она. – Опухоль пищевода. Об операции и речи быть не могло. Чтобы она не умерла от голода, ей сделали отверстие в желудке. Это называется гастростомия. Родственники по три раза на день приходили, чтобы покормить ее. Так вот сын – он слесарем работает на мотороремонтном, хороший такой парень – спрашивает: «Неужели нельзя прекратить эти муки?» Я сначала пыталась ему объяснить, а потом отругала. А он: «Вы же, говорит, врачи. У кого же искать человечности, как не у вас?» И расплакался. Знаете, каково смотреть, когда взрослый мужчина плачет, особенно если это крепкий, мужественный человек. А он именно такой. Я его долго потом успокаивала, обещала сделать все, чтобы помочь, снять боли, но у меня и мысли не было… Да нет же, я бы никогда не смогла.
– Как же вы здесь смогли?
Она посмотрела на него, и опять в ее больших глазах промелькнуло недоумение.
– Это же мать…
– А ведь если по совести, вы со всеми должны быть как с матерью. Я знаю одного очень авторитетного врача, который, уверяя родственников, что для больного все сделано, говорит, что даже для родной матери он бы не смог сделать больше.
– Андрей Григорьевич так говорит.
– Да, Андрей Григорьевич. Вы с ним согласны?
– Конечно.
– Где же логика? Ведь если рассуждать логично…
– Бывают ситуации, при которых самая неумолимая логичность в том и заключается, что нет никакой логики.
– Да, бывает, – согласился Будалов и неожиданно спросил: – А какое отношение имеет ко всему этому случай на болоте?
Она вздрогнула.
– Какой случай? На каком болоте?
– Вы же обещали говорить правду.
– Я могу распоряжаться собой, а тут… О чем вы, собственно?
– О рассказе Сергея Романовича «Случай на болоте».
– Нет такого рассказа.
– Вот он, – сказал Будалов, доставая рукопись из ящика стола. – Я хочу знать, какое отношение к тому, что произошло, имеет этот рассказ? – Она что-то хотела сказать, но он остановил ее, предупредительно поднял руку. – Поймите, Галина Тарасовна, существует преступление и наказание за него. Но существуют и смягчающие обстоятельства. Если у вас все произошло под впечатлением этого рассказа…
– Нет, – твердо ответила Галина. – Этот рассказ не сыграл никакой роли в том, что я совершила.
– Знаете что?.. – предложил Будалов. – Давайте сделаем перерыв до завтра.
– Да нет, я не устала, – сказала Галина.
– Я устал.
40
Загорелись уличные фонари. И вслед за ними, как по волшебству, вспыхнули и зашевелились, завертелись разноцветные светильники реклам.
Когда Романов и Шарыгин вошли в ресторан, он был уже полон. Несколько человек толпились около швейцара, возмущались. Бойкий администратор в черном костюме успокаивал их. Он увидел Шарыгина и Романова и бросился им навстречу:
– Опаздываете, товарищи. Заставляете себя ждать.
Их никто не ждал. Но администратор, чтобы отвлечь внимание ожидающих, пошел на эту невинную, с его точки зрения, хитрость. Друзья заказали несколько столиков, и вот двое из компании опаздывают.
Романов понимающе улыбнулся.
– Где они у вас там?
– В голубом зале. Проходите, пожалуйста.
– Однако вы гусь, – улыбнулся Романов, когда администратор отодвинул перед ними голубую штору.
– Ничего не попишешь. В нашем деле без дипломатии нельзя. Знаете, какой у нас народ? Чуть что – подавай им книгу жалоб. Видели бы вы эту книгу!
Все столики были заняты, только один, у окна, свободен. Вадим Петрович раскрыл меню.
Подошел официант – розовощекий, с темным пушком на верхней губе. Перебросив салфетку через руку, он чуть наклонился с вежливой улыбкой.
