ОКХ письменный запрос на разрешение прорыва. Хотя Буссе и Шпейдель считали, что начинать прорыв все еще преждевременно, их предыдущий опыт говорил о том, что ОКХ потребуется заметное время для принятия решения. Лучше было сначала получить разрешение, а затем уже в подходящий момент отдать приказ.
Тем временем распутица создавала трудности для снабжения и в Красной армии. В 8:20 полковник Рейнгард, начальник штаба XXXXVII танкового корпуса, сообщил в 8-ю армию, что враг молчит на большей части фронта корпуса. На участках, обороняемых 106-й и 376-й дивизиями, активности противника не отмечалось. 320-я дивизия подверглась нескольким атакам местного значения, которые были относительно легко отбиты. 11-я и 13-я танковые дивизии также не ощущали активности противника. Немцам было ясно, что действия советских войск сдерживает отсутствие боеприпасов. Лишь в Липянке шел серьезный бой, продолжение атак 3-й и 14-й танковых дивизий 5 февраля. Но даже в Липянке боевые действия были не слишком интенсивными. Советские солдаты уже подорвали большинство мостов, затруднив немцам атаки северной части села.
Несмотря на то что для переброски подкреплений в район боев потребовалось бы несколько дней, Вёлер решил постараться найти дополнительные силы. Ослабив оборону Кировограда, можно было высвободить 2-ю парашютную дивизию. Забирать 2-ю парашютную дивизию у LII армейского корпуса было рискованно, но Вёлеру пришлось пойти на этот риск. Он приказал командиру корпуса вывести дивизию с передовой и подготовить ее для выполнения дальнейших указаний.
В ненастную погоду населенные пункты представляли особую важность. Дома могли укрыть солдат от непогоды и дать им возможность просушить одежду, которая, намокнув, почти не защищала от холода. Бои часто разгорались в селах или в непосредственной близости от них. Не был исключением и бой, в котором довелось участвовать Антону Мейзеру, оказавшемуся в пехоте после того, как его батарея израсходовала боеприпасы. Ранним утром 6 февраля посыльный доставил приказ майора Штельцнера, командовавшего батальоном, в который попал Мейзер. Батальону ставилась задача взять маленький хутор. Мейзер не доверял Штельцеру, считая его плохим командиром, большую часть времени отсиживающимся в теплом доме в нескольких километрах от передовой[167].
Напротив, лейтенант Сораевски, который по-прежнему командовал батареей Мейзера, был офицером, к которому Мейзер питал глубочайшее уважение, поскольку тот обладал компетентностью, личным мужеством и умело руководил подчиненным ему подразделением. Сораевски разработал план захвата хутора, который на самом деле представлял собой всего несколько домов по обе стороны дороги. План Сораевски был хорошим примером взаимодействия огня и маневра, и вначале все шло удачно. Огневое прикрытие обеспечивал вынесенный вперед пулемет, а также огонь из захваченных в ходе атаки домов. Один за другим пехота атаковала дома, забрасывая в окна ручные гранаты. Однако, захватив четыре дома, лейтенант Сораевски получил ранение в грудь, как раз когда он почти ворвался в пятый. Мейзер увидел это и приказал пулеметчикам прекратить огонь. Он бросился к Сораевски и увидел, что его жизнь уже не удастся спасти. Последние слова Сораевски были: «Скажите моей матери и передайте ей мои часы. А теперь, пожалуйста, захватите оставшиеся дома». Через несколько минут все дома были захвачены, но потеря лейтенанта Сораевски, командира, которого так уважали и любили подчиненные, омрачила этот успех. Однако горевать времени не было, поскольку выяснилось, что в погребах некоторых домов вместе с мирными жителями прячутся советские солдаты. Эти солдаты застрелили двух немцев.
Ответом на немецкие призывы к сдаче было молчание. Мейзер решил, что один из домов с погребом нужно поджечь, что вскоре заставило пятерых человек вылезти с высоко поднятыми руками. Все они были одеты в штатское, но после этого стреляли в нарушение Женевской конвенции. Но в войне на Восточном фронте нарушения случались очень часто. Никого не удивило бы, если бы советских «солдат» расстреляли на месте, но Мейзер отправил их в соседний дом и приставил к ним охрану.
Люди, прятавшиеся еще в одном погребе, отказывались сдаваться. Мейзер слышал, что в погребе находятся женщины и дети. Тут из погреба раздался выстрел по приближавшемуся к входу фельдфебелю. В ответ тот немедленно забросил в погреб гранату. За взрывом последовали стоны. Наружу вылезла женщина с раненым ребенком, следом вышли два солдата. В погребе люди Мейзера обнаружили трупы еще двух солдат и одной женщины.
Бой закончился, и Мейзер принялся быстро писать донесение. Он решил написать отдельное донесение о смерти лейтенанта Сораевски, но перед этим нужно было закончить донесение о бое. Он выяснил, что кроме лейтенанта Сораевски было убито двое и еще один солдат получил ранение. Как раз когда Мейзер закончил свое донесение, раздались винтовочные выстрелы. Оба пулеметчика, которые из любопытства высунули головы из укрытия, были поражены в голову. Мейзеру пришлось добавить в отчет еще двоих убитых. Цена, заплаченная за взятие хутора, показалась ему слишком высокой, а потери — бессмысленными, поскольку Красная армия занимала высоту, господствующую над местностью. Сомнения Мейзера в Штельцнере усилились еще больше, когда во второй половине дня, похоронив убитых, он получил приказ оставить большую часть захваченного хутора. К тому же приказ Штельцнера включал детальный план устройства обороны и расположения ротного командного пункта. Мейзер, как и находившиеся с ним пехотинцы, нашел этот план совершенно непригодным. Они составили сообщение с протестом против приказа и отправили его Штельцнеру с посыльным.
Вскоре прибыл лейтенант с приказом Мейзеру сдать ему роту, которой Мейзер командовал после гибели Сораевски. Мейзер пожал плечами и предоставил новому офицеру возможность взять на себя ответственность за выполнение приказов Штельцнера, хотя и отметил недостатки, присущие построению обороны, которое приказал организовать командир батальона. Однако приказ оставался в силе, и Мейзеру оставалось только ждать развития событий.
Утром 7 февраля в штабе 8-й армии начальник снабжения внимательно изучал ситуацию со снабжением группы Штеммермана. Он пришел к выводу, что запасов корпусов хватит в лучшем случае до 9 февраля, но не больше. Критическим фактором были боеприпасы. Положение с продовольствием было лучше. 7 февраля генерал Лиеб посетил свое прежнее соединение, корпусную группу «Б», чтобы посмотреть, как питаются солдаты. Впоследствии он отмечал в своем дневнике, что в наличии было много сосисок, хлеба, сахара и сигарет — этих запасов хватило бы, по крайней мере, еще на 10 дней. Положение с продовольствием служило утешением, но оно не могло отпугнуть Красную армию.
Перемещаться по глубокой грязи на автомобиле было очень сложно, и даже на маленьком самолете «Шторх» сейчас было очень рискованно приземляться где-либо, кроме поверхностей с твердым покрытием. В связи с этим командирам было сложно встречаться друг с другом. Но железные дороги не страдали от распутицы, и Вёлер решил ехать в штаб фон Формана на поезде. Вёлер хотел вывести с передовой две из своих танковых дивизий, направить их на левый фланг корпуса и атаковать в северном направлении. Как обычно, фон Форман видел много трудностей в осуществлении этого замысла, но обещал сделать все возможное, чтобы перебросить танки в намеченный район.
Селиванов надеялся, что его казаки возьмут Валяву 6 февраля, но упорное сопротивление немцев не позволило им сделать это в срок, на который рассчитывал их командир. Утром 7 февраля Валява наконец была занята после тяжелых уличных боев. Вскоре немцы организовали контратаку, чтобы вернуть село, но к наступлению темноты не имели решительного успеха. Ожесточенные бои за село продолжались в течение ночи, а затем еще несколько дней. Немецким командирам было ясно, что пока Валява в руках Красной армии, угроза разрыва связи между XI и XXXXII армейскими корпусами сохраняется. Существовал вариант отвести войска из окрестностей Городища и района к юго- востоку от него и сосредоточить части XI армейского корпуса в районе, который в данный момент удерживал XXXXII армейский корпус. Поскольку было гораздо вероятнее, что ближе всего к окруженной группировке продвинется III танковый корпус, а не куда более слабый XXXXVII танковый корпус, наиболее реалистичной выглядела организация прорыва из района Шендеровки. Однако сдача позиции по реке Ольшанке раскрыла бы замысел немцев их противникам. Ни фон Манштейн, ни Вёлер не хотели ставить Конева и Ватутина в известность относительно своих планов.
На этом этапе битвы многие советские части тоже испытывали трудности со снабжением. Распутица была не единственной причиной. С тех пор как III танковый корпус достиг Гнилого Тикича, маршруты снабжения ключевых советских соединений, таких, как 6-я танковая армия, оказались гораздо
