После того как Роза покормила мальчиков и они уснули, повитуха уложила близнецов в колыбель. Добродушно, но настойчиво она выпроводила Жана и Эллен из комнаты и приказала молодой маме попытаться поспать.
Как только Роза закрыла глаза, повитуха вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь, и потребовала у Жана двойную оплату за свои услуги ввиду его двойной радости. Благословив семью, она дала еще пару указаний и ушла.
Когда Ева утром пришла в кузницу и узнала новости, она сразу же бросилась к Розе.
– Не беспокойся, я обо всем позабочусь, пока ты не придешь в себя, – пообещала она.
– Я уверена, что ты сможешь со всем справиться, – тихо сказала Роза. Напряжение, возникшее между ними и столь часто проявлявшееся в последние месяцы, мгновенно улетучилось.
– Я не всегда к тебе хорошо относилась. Мне очень жаль, – покаялась Ева. – Я боялась, что ты меня выгонишь, когда родится ребенок.
– Однако у нас теперь вдвое больше работы! – сказала Роза. – Но я бы не отпустила тебя, даже если бы у меня был один ребенок, а не два.
Ева просияла.
– А Исаак знает, что у него теперь в доме еще двое мальчишек?
Роза вздохнула.
– Ему наверняка это известно, но я не думаю, что это его интересует. До смерти жены он очень хотел сына. Вряд ли он порадуется тому, что у Жана их теперь двое.
– Ну что ж, посмотрим. Скоро я ему отнесу обед. – Ева вздохнула. – Еще какое-то время он будет прятаться в своей комнате, но и его горе когда-нибудь пройдет.
Роза хотела кивнуть, но вместо этого неожиданно зевнула.
– Ой, извини, ты, должно быть, устала. Поспи, а я к тебе потом зайду.
– Спасибо, Ева, – сказала Роза и мгновенно уснула.
Ева была права: после рождения близнецов Исаак стал еще больше времени проводить в своей комнате. Если раньше по вечерам он иногда сидел в кухне, то теперь избегал всех мест в доме, где он мог увидеть детей. Он уходил в лес, скрывался в своей комнате или на холме за домом.
Однажды Жан увидел маленького Уильяма, который спрятался в кустах. По его веснушчатому лицу текли слезы.
– Тихо, тихо, Уилл! Что случилось? Мальчики не плачут! – мягко сказал ему Жан, и на мгновение вспомнил своего отца: ему показалось, что сейчас он услышал его голос.
– Я знаю, но все равно плачу! – Уильям казался совершенно несчастным и не прекращал реветь.
– Да что же случилось? – Жан присел рядом с ним и принялся что-то рисовать папкой на земле.
– Это все из-за дяди Исаака! – Уильям всхлипнул и громко шмыгнул носом.
– Вот как?
– По-моему, он меня теперь терпеть не может! – Грустно взглянув на Жана, Уильям вытер рукавом нос.
– Но это неправда, Уильям, почему ты так думаешь? – Жан сочувственно посмотрел на малыша.
– С тех пор как мы сюда приехали, он ни разу со мной не играл и не брал меня на руки. Он со мной теперь вообще не разговаривает! А когда я к нему подхожу, он меня прогоняет.
Обняв мальчика, Жан начал его утешать.
– Он больше не играет с тобой, потому что он сердится, – попытался объяснить он.
– Сердится? – В огромных глазах Уильяма читалось удивление. Жан кивнул.
– Да, Уилл, но он сердится не на тебя!
– А на кого же?
– Наверное, на Бога. – Жан нахмурил лоб.
– Но на Бога нельзя сердиться!
– Я знаю, Уилл. И Исаак это тоже знает.
– Но почему он сердится на Бога?
– Потому что у других мужчин рождаются сыновья.
– Как у тебя! – Уильям просиял. Жан кивнул.
– И потому что Бог отобрал у него Милдред, и руку к тому же.
– Это Бог ему ее отрезал?
– Нет, Уильям. Это сделал лекарь.
– Но тогда он должен сердиться на лекаря!
Жан глубоко вздохнул. Объяснить все это пятилетнему ребенку оказалось сложнее, чем он думал.
