– Ну как, будем дружить? – обратился Таиров к Охлопкову.
– Нет, будем воевать! – отвечал ему мэтр Реалистического театра.
От гибели театр спасла перестановка в Комитете по культуре: на место кровожадно настроенного Керженцева был назначен более интеллигентный Храпченко.
В 1940 году состоялась премьера спектакля «Мадам Бовари» по книге Гюстава Флобера. Инсценировку сделала сама Алиса Георгиевна, музыку к спектаклю написал Дмитрий Кабалевский. «Мадам Бовари», по единодушному признанию критиков, стала одной из вершин режиссерского мастерства Александра Таирова. Казалось, Таиров и Коонен смогли проникнуть в самую суть души человека.
Для Коонен Эмма Бовари была необычайно дорога, многие годы спустя она вспоминала этот спектакль буквально по сценам.
Постановка имела оглушительный успех. Алиса Георгиевна писала: «В Москве в первый же сезон спектакль прошел со сверханшлагами сто двадцать пять раз.
Весной 1941 года мы поехали на гастроли в Ленинград. „Бовари“ и здесь была принята восторженно. Но мы успели сыграть только одиннадцать спектаклей. Последние спектакли доигрывались уже в военном Ленинграде, под вой сирен, извещавших о начале воздушной тревоги».
Театр срочно отправили в Москву, а оттуда – в эвакуацию, где труппа продолжала играть на крошечной сцене клуба в городе Балхаш.
В 1945 году широко праздновалось 30-летие Камерного театра, Таирова наградили орденом Ленина.
Но 20 августа 1946 года вышло постановление ЦК ВКП(б), практически запрещающее зарубежную драматургию и ориентирующее театры на советские безконфликтные пьесы о борьбе хорошего с лучшим. Такой репертуар был абсолютно не для Таировского театра. И снова началась борьба, приведшая в 1949 году к закрытию Камерного.
Идя на последнее заседание в Комитете по делам искусств, Таиров не собирался сдаваться. Он прочел доклад, пытаясь проанализировать реальное положение дел в театре. Но после доклада началась активная «проработка» при участии собственных учеников Таирова, его товарищей по театру. Предваряя решение комитета, он сам заявил об уходе из своего театра. Последним спектаклем Камерного стала «Адриенна Лекуврер», после которой его занавес закрылся навсегда. Это было в мае 1949 года.
После закрытия театра Коонен с Таировым прожили вместе еще год. У Александра Яковлевича начались приступы бреда, потом – безумие. Диагноз был страшным – рак мозга. Через год, 25 сентября 1950 года, его не стало.
Современники отмечали, что Алиса Коонен переживала все удары судьбы как античная героиня. А советская эпоха постаралась, чтобы ей было что переживать.
После ухода Таирова она вместе с Фаиной Раневской долго ходила по судам – Фаине Георгиевне в качестве свидетеля приходилось доказывать, что «Александр Таиров и Алиса Коонен на протяжении многих лет проживали на одной жилплощади и вели совместное хозяйство». Потому что после смерти Таирова Коонен оказалась ему никем. За 35 лет совместной жизни им так и не пришло в голову официально зарегистрировать свои отношения. А для чиновников во все времена существует один закон – нет документа, значит, и брака никакого не было.
Актриса долго сохраняла нетронутой их квартиру, находившуюся в здании театра, надеясь на разрешение властей устроить там музей Таирова. Все годы после его смерти Алиса Георгиевна жила памятью о нем, о своем «внебрачном» муже.
Алиса Георгиевна Коонен пережила Александра Таирова на двадцать четыре года. Она умерла в 1974 году.
Вот что говорил о ней известный актер Камерного, а потом Пушкинского театра – Владимир Владимирович Торстенсен: «Алиса Георгиевна, конечно, была выдающимся „театральным явлением“. Она была на голову выше всех других актрис. Вне конкурса. Все ее роли были просто изумительны. После закрытия театра многие режиссеры говорили ей: „Приносите любую пьесу, любую роль, которую вы хотите сыграть, мы сейчас же начнем ставить“. Только Ванин не предлагал – новый худрук Камерного».
Василий Ванин был одним из тех, кого считают виновником гибели Камерного театра. Один сердитый журналист уже в наше время написал: «Ему, сталинскому лауреату, оказалось мало славы „Человека с ружьем“, захотелось иметь свой театр, режиссировать, начальствовать. А тут Камерный подвернулся. Но есть Высший суд: через полгода Ванин умер, не дождавшись окончания ремонта в захваченном им театре».
Когда Владимира Торстенсена спросили, что он думает по поводу известного слуха, будто Коонен прокляла то место, где находился Камерный театр, он воскликнул: «Это неправда! Я это категорически заявляю! Алиса сказала, что она не выйдет на эту сцену. Но проклясть она не могла еще и потому, что была очень верующим человеком, в ее будуаре стоял киот с иконами, горели лампады. Да разве может человек проклясть свое детище?! А театр был для нее именно ребенком, плотью, кровью…»
В последние годы жизни Алиса Георгиевна согласилась на долгие уговоры издателей и написала книгу воспоминаний «Страницы жизни». Она вспоминала не для себя. Алиса Коонен вспоминала для всех нас. Ее книга стала данью памяти Александру Таирову и их общему детищу – Камерному театру.
Режиссер и Актриса. Александр Таиров и Алиса Коонен. Время сохранило не так уж много от их искусства – платье мадам Бовари, несколько клавиров да эскизы к некоторым декорациям.
Но осталось то, что неподвластно времени – осталась легенда Камерного театра.
Любимая Галатея. Зинаида Райх и Всеволод Мейерхольд
Знаменитый драматург и писатель Евгений Габрилович писал об их любви: «Сколько я ни повидал на своем веку обожаний, но в любви Мейерхольда и Райх было что-то непостижимое. Неистовое. Немыслимое. Беззащитно и гневно-ревнивое. Нечто беспамятное. Любовь, о которой пишут, но с которой редко столкнешься в жизни. Редчайшая. Пигмалион и Галатея – вот как я определил суть. Из женщины умной, но никак не актрисы, Мастер силой своей любви иссек первоклассного художника сцены».
Знаменитый режиссер появился на свет 10 февраля 1874 года в семье чистокровного немца, винозаводчика Эмиля Майергольда, подданного императора Вильгельма. Родители-лютеране дали сыну имя Карл Теодор Казимир. Лишь в двадцать один год, перейдя в православную веру, он получил согласно Святцам имя Всеволод, под которым и узнал его весь мир.
В восемнадцать лет, после первого выступления в любительском спектакле (давали «Горе от ума»), Мейерхольд записал в дневнике: «У меня есть дарование, я знаю, что мог бы быть хорошим актером».
Он и стал актером, но не просто хорошим.
Учился Мейерхольд в театральном училище у Немировича-Данченко, куда был принят сразу на второй курс. Внешность Всеволода была весьма специфической, а потому на «благородные» роли он не годился, но педагоги очень ценили его упорную работу над собой, чувство сцены и внутреннюю энергию. За четыре сезона в МХТ он сыграл 18 ролей. Ему удавались и комические, доходившие до буффонады роли, и по- настоящему трагические. Сам он любил играть чеховских Треплева из «Чайки» и Тузенбаха из «Трех сестер».
Но, как это часто бывает, у ученика и учителя случился конфликт – Мейерхольд обиделся, что Немирович-Данченко поручил желанную им роль другому актеру. Всеволод не то что обиделся, он разозлился. И решил доказать всем и вся, что может и сам создать театр – не хуже Немировича. Он даже продумал особую творческую программу.
Немирович-Данченко считал, что эта программа – «какой-то сумбур, дикая смесь Ницше, Метерлинка и узкого либерализма, переходящего в сумрачный радикализм. Черт знает что! Яичница с луком. Это сумятица человека, который каждый день открывает по нескольку истин, одна другую толкающих».
Но Мейерхольд, действительно собрав труппу, никаких программ в жизнь не воплощал и представлял вполне традиционные спектакли. Это уже много позже он стал реформатором. Театральные реформы и сценические опыты – Мейерхольд использовал традиции народного искусства театра площадей, в частности, итальянской комедии масок – прославили его на весь мир. Мейерхольда именовали «пророком театральной Мекки», то есть Москвы. Его псевдоним – Доктор Дапертутто, – взятый из сказок Гофмана, был известен всем без исключения любителям театра.
«Театр имени Мейерхольда – самый удивительный, неповторимый, невозможный единственный на
