Колин Фолкнер
Любовь незнакомца
1
Окровавленный нож выпал из дрожащих рук Маргарет и, стукнувшись о деревянный пол, скользнул под застланную тяжелым покрывалом кровать. Оцепенев от ужаса, Маргарет медленно опустила глаза: у ее ног в луже крови лежал мертвый мужчина — ее муж.
— А мой ребенок… — простонала она. — Мой ребенок…
Она схватила с постели младенца, завернутого в льняные окровавленные пеленки, и судорожно прижала к груди. Захлебываясь слезами, молодая женщина не могла отвести глаз от уродливо искривленного крошечного рта и раны на шее новорожденного.
Маргарет, молча плача, опустилась на колени помолиться об упокоении его невинной души, но слова не шли с ее уст.
— Леди Суррей… — послышался за ее спиной тихий старческий голос. — Леди Суррей!
Маргарет обернулась. Повивальная бабка, час назад помогавшая появиться на свет ее первенцу, горестно смотрела на нее.
— Мевис, может, ты сумеешь ему помочь?
Старуха приняла из ее рук младенца и, склонившись над ним, попыталась прослушать дыхание и пульс. В бессилии разведя руками, она бережно отдала маленький сверток Маргарет.
Маргарет рывком поднялась с колен и прижала мертвого сына к себе.
— Нет, нет, нет… — в отчаянии повторяла она.
— Вы должны немедленно бежать отсюда. — Мевис накрыла застывшее личико ребенка краем окровавленной пеленки и взяла его себе. — Спасайтесь, бегите прежде, чем мне придется доложить обо всем случившемся графу!
Маргарет взглянула на мертвого мужа. На его злом, уродливом лице, обрамленном жесткими бесцветными волосами, застыла ненависть и отвращение, преследовавшие ее все последние годы.
— Но почему я должна бежать? — недоуменно прошептала молодая женщина. — Ведь он убил моего ребенка!
— Отцовское право… — нараспев произнесла старуха, двигаясь по комнате с той же энергией, с какой час назад помогала младенцу появиться на свет.
— Он сначала набросился на моего ребенка, а потом на меня, когда я попыталась спасти своего сына! Это… это была вынужденная самозащита! — Маргарет судорожно сцепила руки. — Я уверена, что никто, ни один мужчина не стал бы презирать меня за то, что…
— Ни один? — воскликнула Мевис и набросила на плечи дрожавшей женщины накидку. — Ошибаетесь, леди, в глазах любого мужчины вы достойны только презрения. Ваш муж хотел избавиться от позора, который вы тоже принесли его роду, а вы убили его!
— Как ты смеешь даже думать так! Это мой ребенок… мой сын!
— Я говорю сущую правду, леди. — Старуха подала Маргарет заштопанные чулки и грубые кожаные башмаки.
— Я уверена, что суд…
Мевис тихонько подтолкнула ее в спину.
— Прислушайтесь к моим словам! Вам же никто не поверит! Ведь вы только что убили младшего брата графа Ратледжа! Бегите, дитя, спасайтесь! И пусть темная ночь поможет вам скрыться!
Маргарет сделала несколько неуверенных шагов по комнате.
— Бежать? Но куда, Мевис?
— В Лондон! Только в Лондоне вы сумеете скрыться от преследования!
— А как же мой ребенок? Я должна похоронить сына! — И Маргарет в отчаянии протянула руки к кровати, на которой лежал завернутый в окровавленные пеленки младенец.
Мевис помогла молодой женщине надеть шапочку горничной, убрав под нее темные спутанные волосы, и подтолкнула к двери.
— Я позабочусь, чтобы ваш сын упокоился на церковном дворе, где и все остальные из замка Ратледжа.
Маргарет беспомощно глядела на старое морщинистое лицо повивальной бабки.
— Я не могу бежать! — в отчаянии прошептала она. — Я боюсь! У меня не хватит сил и мужества!
— Ха! У нее не хватит сил и мужества! — язвительно повторила старуха, презрительно сощурив серые ясные глаза. — Хватило же смелости расправиться с этим ублюдком, чтобы спасти свою жизнь!
Прислонившись к двери, Маргарет спросила:
— Но как же я доберусь до Лондона? Я… никогда не бывала там прежде.
— Идите по восточной дороге до леса. — Мевис сняла со своих плеч старый шерстяной дорожный плащ и подала его молодой женщине. — Остановите первую же карету и скажите, что вы — горничная леди Суррей, что вам необходимо попасть в Лондон, чтобы повидаться с умирающей матерью. Прежде чем граф поднимет шум, вы уже будете в безопасности!
Маргарет чувствовала себя настолько испуганной и измученной, что лишь механически повторила слова Мевис.
— Скажу… что я горничная леди Суррей, еду в Лондон… к умирающей матери… — Она снова взглянула на крошечный сверток в углу ее когда-то супружеской широкой постели.
Не обращая внимания на протесты Мевис, Маргарет обошла труп мужа и склонилась над младенцем. Разве она могла уйти, не взглянув в последний раз на своего новорожденного, но уже мертвого сына? Откинув край пеленки, она нежно поцеловала ребенка в застывший ротик с заячьей губой.
— Прощай, мой дорогой, — горестно прошептала она.
Теперь ей следовало поторопиться.
— Подождите! — Мевис тронула молодую женщину за рукав. — Вам нельзя идти в таком виде!
Она быстро прошла в дальний угол комнаты и вернулась, держа в руках смоченное в воде полотенце. Старуха промокнула им слезы со щек Маргарет и вытерла ее испачканные кровью руки.
— Ну вот, а теперь бегите! — подтолкнула Мевис обезумевшую от горя женщину. — Бегите из этого проклятого дома и спасайте свою жизнь!
Маргарет еще раз взглянула на своего крошечного сына и, спотыкаясь, пошла к двери, ведущей в каменный коридор.
Пятнадцать лет она словно узница бродила по нему, натыкаясь попервоначалу на его каменные стены, целых пятнадцать лет! Стараясь двигаться бесшумно, она пробралась из восточного крыла замка в главный холл.
Здесь ее поджидала опасная неожиданность. Дверь личной библиотеки графа была приоткрыта, и ее тусклый свет падал в главный холл. От страха у молодой женщины перехватило дыхание, и она прижалась к стене. Ей предстояло незаметно проскользнуть мимо и дальше по коридору добежать до выхода из замка.
Подкравшись к двери, она заглянула в библиотеку. За письменным столом сидел граф — старший брат ее мужа — и мелкими глотками, причмокивая, пил кларет.
Его фамильный, безобразно искривленный рот с расщепленной верхней губой напоминал ей рот ее крошечного сына. Боже, какое физическое отвращение вызывала у нее заячья губа графа, хотя такое же уродство у своего сына она даже не заметила. Очевидно, причины столь сильного и стойкого омерзения коренились не во внешности брата мужа, а в его черством и жестоком сердце!
