шоколадкой, застывшую в некой статической пресыщенности. Они двигались дальше, но Джиггс увидел их еще дважды; во второй раз тень, отбрасываемая головами мужчин и мальчика, протянулась по предангарной площадке на невообразимое расстояние с запада на восток. Но тут ему махнул рукой тот, что повыше, и пять самолетов, участвующих в очередной гонке, двинулись к стартовой линии с высоко задранными хвостами на плечах у людей.
Когда Джиггс и тот, что повыше, вернулись на площадку, оркестр еще играл. Репродукторы, установленные вдоль площадки через равные промежутки и направленные на ярко сияющие трибуны, которые окаймляла колышущаяся на фоне неба вереница пурпурно-золотых остроконечных флажков, издавали выхваченно-громкие, призрачно-вездесущие возгласы, которые, когда Джиггс и его товарищ шли от репродуктора к репродуктору, замирали и подхватывались без ощутимой потери ритма и без особого выигрыша по части смысла или мелодии. За репродукторами и предангарной площадкой лежал плоский насыпной треугольник изнасилованной земли, извлеченной с медленным механическим зверством в мир воздуха и чередующейся свето-темноты, – устрично-креветочно-ракушечная щербина в гладкой поверхности оскорбленного озера с двумя безупречными, сцепившимися в жестких объятиях заглавными «F» бетонных взлетно-посадочных полос, на одной из которых покоились, как пять неподвижных ос, пять самолетов, поблескивая в косых лучах солнца выкрашенными мягко-яркой краской боками и размытыми кругами вращающихся пропеллеров. Оркестр умолк; вновь расцвела на бледном небе бомба и сразу начала таять, еще до того, как послышались большой глухо-отрывистый хлопок и мелкая зловредная дробь отзвуков; и опять голос, усиленный и вездесущий, перекрывающий даже рокот и рев пяти самолетов, которые, рваной линией поднявшись в воздух, начали удаляться, сходясь, сбиваясь в стаю, в направлении дальнего пилона, стоящего в озере:
– …четвертый номер программы, скоростная гонка в классе триста семьдесят пять кубических дюймов, двадцать пять миль, пять раз туда и обратно, призовая сумма – триста двадцать пять долларов. Я перечислю участников в том порядке, в каком они, по мнению ребят – то есть других пилотов, стоящих здесь, рядом со мной, – должны финишировать. Первые два места займут Эл Майерс и Боб Буллит, номера соответственно тридцать второй и пятый. Кто из них победит – решайте сами, тут ваша догадка будет не хуже нашей; оба они прекрасные летчики – в декабре в Майами Буллит в яростной борьбе завоевал кубок Грейвза, – и оба летят на «Чанс-спешиалз». Все решит мастерство пилота, и я не намерен ни того, ни другого обижать своими предположениями…
Ты там был, Шарли?[5] Я хотел сказать – миссис Буллит. Другие пилоты тоже хороши, но у Майерса и Буллита более быстрые машины. Так что вот мой прогноз: Джимми Отт – третий, а Роджер Шуман и Джо Грант останутся позади, потому что, как я уже сказал, их машины уступают машинам соперников… Вот они уже, возвращаются после поворота, и… да, впереди либо Майерс, либо Буллит, Отт держится за ними вплотную, а Шуман и Грант уже изрядно отстали. Итак, лидеры приближаются к пилону на поле аэродрома…
Голос звучал твердо, приятно, уверенно; его обладатель славился по всей Америке комментированием воздушных праздников и соревнований, подобно обладателям других голосов, специализирующимся на футбольных матчах, музыкальных концертах или профессиональном боксе. Комментатор, сам пилот- профессионал, говорил в микрофон, стоя на оркестровой платформе перед нумерованными местами, возвышаясь над фуражками и трубами музыкантов на половину своего роста, с непокрытой головой, в чуть-чуть даже слишком щегольском твидовом пиджаке, ассоциирующемся скорее с образами Голливуда, чем с рекламными картинками Мэдисон-авеню[6], с крылышками неброского значка славной, солидной авиаторской организации на лацкане, немного повернувшись, чтобы зрители, сидевшие в ложах, видели его лицо, – а самолеты тем временем приблизились с нарастающим ревом, обогнули ближний пилон и вновь растаяли нестройной вереницей.
– Вон он, Фейнман, – сказал Джиггс. – За желто-голубым барьерчиком. В сером пиджаке, с цветком. С женщинами – видишь? А сала-то на нем, сала.
– Это точно, – сказал тот, что повыше. – Смотри. Роджер его обойдет на этом пилоне.
Хотя Джиггс повернулся не сразу, голос встрепенулся мгновенно, чуть ли не опередив слова Джиггсова собеседника, как будто обладал неким даром всеведения, превосходящим зрение:
– Ну-ка, ну-ка, друзья, события принимают неожиданный оборот. Кажется, Роджер Шуман собрался опровергнуть наши прогнозы. На вираже вокруг дальнего пилона он вышел на третье место; там, над озером, он обогнал Отта. Посмотрим, что будет сейчас; где-то здесь, среди зрителей, находится миссис Шуман; может быть, она знает, что за сюрприз приготовил нам всем сегодня Роджер. После первого пилона он было всего лишь четвертым и, казалось, безнадежно отстал, но вот на третьем витке он уже третий – так, так, так, видели, как он взял этот пилон? Были бы мы на ферме, я бы не удержался и сказал, что кто-то ему подложил колючку под… ну, сами понимаете, подо что; может быть, миссис Шуман ее подложила? Молодчина, Роджер! Надо только не пропустить вперед Отта, потому что у Отта, друзья, не буду скрывать, машина более быстроходная… Ну-ка; э-э-э-э… Друзья, он пытается достать Буллита – ну же, ну – ох, как он взял этот пилон! На этом вираже он отыграл у Буллита добрых триста футов… Так, посмотрим, он, думаю, попытается обойти Буллита на следующем пилоне – так, так, так – смотрите, СМОТРИТЕ на него. Он делает их на виражах, друзья, ведь он знает, что на прямых участках у него нет шансов, – ну же, ну же – вот, смотрите на него, четыре с половиной витка позади, был четвертым, а теперь он обойдет Буллита, если только не своротит себе крыло о последний пилон… Приближаются – ну же, ну же – где-то здесь в толпе миссис Шуман; похоже, она строго-настрого запретила Роджеру возвращаться домой без призовых денег… Вот она, развязка, друзья, вот она: Майерс первый,
– Отлегло, – сказал Джиггс. – Вовремя он денежки хватанул. А то сидеть бы нам сегодня вечером на вокзале и брюхами тосковать: где там жратва, горло, что ли, перерезано? Ладно, пошли. Помогу тебе с парашютами.
Но тот, что повыше, смотрел на предангарную площадку. Джиггс тоже приостановился и увидел детский защитный комбинезон, плывущий высоко над людскими головами под оркестровой платформой, хотя женщины видно не было. Пять самолетов, которые в течение шести минут летали вперед-назад друг за другом на одной высоте и в почти неизменном порядке, похожие на бусины на нитке, теперь рассредоточились по ближнему небу в радиусе двух-трех миль, заходя на посадку, как будто последний пилон развеял их, словно клочки бумаги.
– Кто этот тип? – спросил тот, что повыше. – Который около Лаверны вьется.
– Лазарь, что ли? – отозвался Джиггс. – Боже ты мой, я бы на его месте боялся себя употреблять. Из постели бы и то вылезать боялся, как вот если бы я был разводным ключом из чистого хрусталя. Пошли, слушай. Твой уже разогрелся и бьет копытом.
Тот, что повыше, еще секунду хмуро смотрел через площадку, потом повернулся:
– Сходи за парашютами и найди кого-нибудь принести мешок; встретимся…
– Они у машины уже, – сказал Джиггс. – Я их притащил. Идем, что ли.
