некоторых медицинских препаратов. Кроме того, амнезия возникает как побочный эффект при лечении шизофрении.
— Есть способ выяснить, что из этого случилось со мной?
— Наверняка сказать нельзя. Остается только узнать, что произошло с тобой в ночь с понедельника на вторник.
— По крайней мере теперь мне известно, что искать: сильный шок, наркотики или лечение от шизофрении.
— Ты не шизофреник, — сказала Вилли. — Ты хорошо ориентируешься в реальности. Что собираешься делать дальше?
Люк поднялся со стула.
— Встречусь с Берном Ротстеном. Может, у него есть какие-то идеи.
— Я тебя провожу.
На лестнице Люк спросил:
— Давно вы с Берном в разводе?
— Пять лет. Достаточно давно, чтобы снова стать друзьями.
— Я понимаю, это странный вопрос, но я должен его задать. Мы встречались? Между нами… что- нибудь было?
— О господи, — ответила она. — Он еще спрашивает.
1943 год
В день капитуляции Италии Вилли столкнулась с Люком в вестибюле здания «Кью». Она чуть было не прошла мимо, скользнув равнодушным взглядом по лицу худого мужчины лет тридцати. Но он ее окликнул:
— Вилли! Ты меня не узнаешь?
По голосу она сразу его узнала, и сердце у нее учащенно забилось. Но, снова посмотрев на заговорившего с ней истощенного человека, Вилли тихо вскрикнула от ужаса: из воротника рубашки торчала тонкая шея, а пиджак висел на нем как на вешалке. И глаза были как у старика.
— Люк! Ты просто жутко выглядишь!
— Спасибо, — сказал он с усталой улыбкой.
Вилли поспешила загладить свою оплошность:
— Извини.
— Ничего. Я знаю, что похудел. Там, где я был, не слишком хорошо кормили.
Ей хотелось обнять его, но она сдержала порыв, не уверенная, что ему это понравится.
— Что ты тут делаешь? — спросил он.
— Учебная подготовка: радиосвязь, карты, стрелковое оружие, рукопашный бой.
— Для джиу-джитсу ты не совсем подходяще одета, — усмехнулся Люк.
Несмотря на войну, Вилли по-прежнему одевалась со вкусом. Зарплата не позволяла ей покупать модные вещи, но благодаря отцу все дети в их семье умели шить.
— Думаю, я могу принять твои слова за комплимент. А где ты был?
— У тебя есть время поговорить?
— Конечно.
— Давай выйдем отсюда.
Был теплый сентябрьский день. Они медленно брели вдоль бассейна, в котором отражалось безоблачное небо.
— Как ты попала в Управление? — спросил Люк.
— Это устроил Энтони Кэрролл, — сказала Вилли. Получить работу в Управлении стратегических служб считалось большим везением. — Он теперь личный помощник Билла Донована. — Генерал Донован, получивший прозвище Дикий Билл, возглавлял УСС. — Энтони перетащил в Управление всех своих старых гарвардских друзей. Элспет сейчас в Лондоне, Пегги — в Каире, а вы с Берном, насколько я понимаю, находились где-то в тылу противника.
— Во Франции.
— Тяжко пришлось?
— Первый убитый мной человек был французом. — Люк говорил отрывисто, словно воспоминание причиняло ему боль. — Это был полицейский, вернее жандарм, и его звали Клод — мой тезка. Он случайно зашел в деревенский дом, где проходила встреча нашей группы. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, чем мы занимаемся: на столе разложены карты, в углу стоят винтовки, да к тому же Берн как раз в этот момент показывал партизанам, как устанавливать бомбу с часовым механизмом. — Люк невесело усмехнулся. — Этот дурень хотел нас арестовать.
— И что ты сделал? — прошептала Вилли.
— Вывел его на улицу и выстрелил в затылок.
— О господи!
— Он умер не сразу. Прошла почти минута, прежде чем он затих.
Вилли сжала его пальцы. Он не дал ей убрать руку, и дальше они так и шли вокруг длинного узкого бассейна, держась за руки. Люк рассказал ей еще одну историю — о женщине, бойце Сопротивления, которая попала в лапы к немцам и подверглась страшным пыткам. Вилли заплакала. Становилось прохладно, а он никак не мог выговориться, вспоминая все новые и новые подробности: взорванные машины, убитых немецких офицеров, увезенные в неизвестном направлении еврейские семьи.
Их прогулка длилась уже два часа, когда Люк вдруг споткнулся, и ей пришлось поддержать его, чтобы он не упал.
— Я очень устал, — сказал он.
Вилли поймала такси, и они поехали к нему в гостиницу.
Жил Люк не где-нибудь, а в «Карлтоне». Роскошь дорогой гостиницы напомнила Вилли, что он вырос в богатой семье. У него были шикарные апартаменты, в гостиной стоял рояль, и даже в ванной имелся телефонный аппарат — такого она никогда раньше не видела.
Она позвонила и заказала куриный суп, яичницу, горячие булочки и молоко. Сев на диван, Люк начал рассказывать очередную историю, но, прежде чем он успел ее закончить, принесли еду. Вилли расписалась на счете и дала официанту чаевые. Обернувшись к Люку, она увидела, что он спит.
С трудом растолкав его, она помогла ему перейти в спальню и лечь на кровать. «Не уходи», — пробормотал он, закрыл глаза и снова уснул.
Она стянула с него ботинки, ослабила узел галстука. Какое-то время посидела на краешке кровати, глядя на Люка и вспоминая их долгую поездку в Ньюпорт. Потом, сняв жакет и юбку, легла рядом с ним, положила его голову себе на грудь и обняла его худые плечи.
— Теперь все будет хорошо, — сказала она. — Когда ты проснешься, я буду здесь.
На рассвете Люк проснулся и ушел в ванную. Через пару минут вернулся оттуда в одних трусах. Лег в постель, обнял Вилли и, крепко прижав ее к себе, сказал:
— Я забыл тебе сказать одну очень важную вещь.
— Какую?
— Там, во Франции, я все время думал о тебе. Каждый день.
— Правда? — прошептала она. — Ты меня не обманываешь?
Люк ничего не ответил, потому что снова уснул. Лежа в его объятиях, Вилли пыталась представить его во Франции, где он постоянно рисковал жизнью и тем не менее вспоминал о ней. Мысль об этом наполняла ее таким счастьем, что казалось, сердце вот-вот вырвется из груди.
В восемь утра она позвонила начальнику и сказала, что заболела. За год службы она впервые отпросилась на день по болезни. Приняв ванну и одевшись, Вилли сняла трубку и заказала на завтрак кофе и кукурузные хлопья.
Когда Люк в одном белье вышел из ванной с сизыми от щетины щеками, она читала «Вашингтон
