— Вы уверены в этом?
— Да, я уверена.
— Благодарю вас, миссис Нойс. Всего наилучшего.
Мартен повесил трубку. Он получил ответы на все свои вопросы. Утверждая, что ее муж и Питер Китнер не были знакомы, вдова ювелира явно лгала. То, что Форд, оказывается, уже задавал Нойсу этот вопрос, Мартена не удивило. Дэна заинтересовала персона Китнера, а эти двое были каким-то образом связаны друг с другом. Почему Форд выяснял это спустя так много времени после переезда из Лос- Анджелеса, сказать было невозможно. Разве что накануне Рождества он прочитал в газете заметку о Китнере, и его внимание привлекло совпадение дат: церемония состоялась 13 марта, и в тот же день в Лондон прибыл Альфред Нойс. К сожалению, вероятность того, что любой из журналистов может дозвониться до такого человека, как Питер Китнер, и задать ему несколько вопросов, была равна нулю. Это не удалось бы и полицейскому, если бы только он не располагал очень вескими уликами того, что медиамагнат совершил преступление. Если бы Мартен сейчас попытался проделать с Китнером тот же трюк, который только что удался ему с вдовой Нойса, он бы очень рисковал. Люди из службы безопасности Китнера попытались бы вычислить его, а это грозило смертельной опасностью. Поэтому Мартен, проявив благоразумие, отказался от этой мысли — по крайней мере на время.
Оставалось анализировать имеющиеся факты. Факт номер один: Нойс утверждал, что ездил в Лондон по делам. Факт номер два: Нойс пытался убедить полицию в том, что никогда не слышал о Реймонде Торне и понятия не имеет, чего тот от него хотел. Факт номер три: ювелир заявил Форду, что не знает Питера Китнера. Из всего этого следовал непреложный вывод: мужчины хотели, чтобы их знакомство оставалось секретом для всех окружающих.
С тех пор утекло много времени. Нойса убили, полиция и репортеры обрушивали на его вдову шквал вопросов, но тем не менее миссис Нойс — хотя, казалось бы, она и должна была привыкнуть к этим расспросам — оказалась не готовой, когда Мартен спросил ее о взаимоотношениях между ее мужем и Питером Китнером, и сразу же выдала себя. Ник Мартен или, точнее, детектив Джон Бэррон слишком долго проработал в убойном отделе, чтобы не распознать предательское дрожание голоса, не услышать резкий выдох, выдавший овладевшее ею замешательство.
Итак, ответ был положительным. Альфред Нойс знал Питера Китнера. Но тут возникали другие вопросы. Были ли они достаточно близки, чтобы ювелир навещал его в Лондоне в марте прошлого года? Если да, то зачем? По какому поводу? И наконец, почему и Нойс, и его жена отрицали это? Хэллидея убили в Париже, Дэн Форд тоже погиб, отправившись на встречу с Жан-Люком Вабром, человеком, передавшим ему меню. Затем Мартен вспомнил пометку, сделанную на обратной стороне меню рукой Дэна Форда. В ней говорилось о том, что на приеме в честь Романовых будет присутствовать Китнер. Почему после того, как Нойс был убит и все указывало на существование некоего русского следа, Дэн ничего не рассказал об этом ему, Мартену?
Возможно, ответ заключался в следующем. У Дэна появились какие-то подозрения, но он не располагал вескими доказательствами, потому до поры до времени не хотел впутывать его в это дело. А может статься, дело обстояло совершенно иначе: прием в честь дома Романовых заинтересовал Дэна Форда лишь как очередное светское мероприятие, заслуживающее внимания прессы. В конце концов, он ведь писал на самые разные темы.
Допустить можно было все, что угодно, но проблема заключалась в том, что Мартен знал: между Альфредом Нойсом и сэром Питером Китнером существует какая-то связь. А вот какая именно и что общего она имеет с домом Романовых, оставалось загадкой.
Его мысли лихорадочно метались, порождая новые вопросы.
Во-первых, прием назван памятным. В память о чем или о ком он организован? Во-вторых, на карточке стоит пометка: «Меню № 1». Значит, логично предположить, что должно быть меню № 2? А если так, то какое событие будет отмечаться на втором банкете, когда он должен состояться и где? Не за этим ли, вторым, меню отправился Форд на встречу с Жан-Люком Вабром? Но почему ночью и к тому же так далеко?
Впрочем, это, наверное, не имело значения, поскольку Ленар спрашивал о какой-то карте.
Мартен взглянул на меню.
Carte Commemoratif. Carte… что это такое?
Рядом с лампой на столе Армана лежала невысокая стопка книг, все французские, кроме одной — французско-английского словаря. Мартен схватил его, пролистал и открыл на букве «C». Так-так, «carte»… В переводе с французского это слово имело несколько значений: карта (морская, звездного неба, географическая), карта (игральная), меню ресторана.
Вот в чем дело! Коваленко, должно быть, просто неправильно понял, решив, что речь идет о карте, в то время как имелось в виду меню!
Мартен отложил в сторону словарь и снова принялся просматривать содержимое папки Дэна Форда — теперь уже более целенаправленно. Он искал упоминаний о меню № 2, о Китнере, о Романовых, о Жан- Люке Вабре. Наконец он наткнулся на конверт размером девять на двенадцать дюймов, с карандашной пометкой: «Китнер». Внутри находилась подборка газетных вырезок, касающихся Питера Китнера. Со многих из них смотрел высокий седовласый магнат с мужественной внешностью. Большинство статей были на английском, но попадались и вырезки из немецких, итальянских, французских и даже японских изданий. Быстро просмотрев их, Мартен понял, что все они взахлеб превозносили Китнера, его семейство, его рыцарское звание, то, как он, сын скромного часовщика из Швейцарии, с нуля создал свою медиаимперию. Однако не удалось обнаружить ни единой ниточки, которая могла бы привести к пониманию того, почему Китнер должен присутствовать на банкете в честь дома Романовых. Если, конечно, не считать того факта, что сэр Питер Китнер являлся частью мировой элиты, входил в число избранных, которых приглашали на тысячи светских мероприятий, проходящих каждый день по всему миру.
Что же касается второго меню или даже каких-то упоминаний о нем и о человеке по имени Жан-Люк Вабр, то их в папке не было.
Наконец Николас убрал газетные вырезки обратно в папку и закрыл ее. Уставший, обескураженный оттого, что ему не удалось найти ничего больше, он поднялся со стула, собираясь лечь спать, но в этот момент его взгляд упал на записную книжку Джимми Хэллидея. В голове его мелькнула мысль: а нет ли в ней, помимо беспорядочных записей, чего-то еще, что он мог пропустить? Может быть, в определенный момент Хэллидей тоже заинтересовался Романовыми и Китнером?
Он открыл книжку и снова стал листать страницы, на этот раз — в поисках каких-либо упоминаний о Китнере, Романовых, Жан-Люке Вабре или хотя бы некоем меню.
Вымотанный до предела, не найдя ничего нового, Мартен перевернул последнюю страницу записной книжки. Остались лишь бумаги, которые были засунуты в кожаную обложку, но их он уже просматривал. С усталым вздохом Николас снова вытащил их. Все те же дети, дорожные чеки, электронные квитанции авиабилетов и паспорт.
Без какой-либо определенной цели Мартен открыл паспорт и уставился на фотографию своего бывшего коллеги. Казалось, убитый детектив смотрел на него с другой стороны вечности и пытался что-то сказать. Но что? Поиски оказались безуспешными.
Мартен медленно закрыл паспорт, сложил его с остальными бумагами и начал засовывать в обложку записной книжки, но вдруг заметил, что она топорщится. Он неаккуратно сложил бумаги?
— Черт! — выругался он, уминая пальцами неровную кожаную поверхность, но в следующий момент понял, что причиной этой неровности является не покоробившийся картон обложки, а нечто иное.
Пошарив внутри обложки, Николас вытащил несколько засаленных игральных карт, стянутых резинкой. Дрожа от нетерпения, он стянул резинку, карты рассыпались по столу. А вот и неожиданная находка — маленький компьютерный диск.
Сердце детектива билось, словно после укола адреналина. Он сделал вдох, затем второй, включил компьютер Армана и вставил диск в дисковод. Через несколько секунд на экране появилось «окошко» с названием папки с файлами: «ЧУШЬ».
