Но, открыв дверь гардеробной, я увидела, что комната пуста. Покрывало на постели было нетронуто.
Пробило четыре часа утра, а Филип еще не приходил домой.
Я почувствовала себя оскорбленной. Сегодня днем я сделала все возможные намеки — не может быть, чтобы он их не понял. Что же случилось? Он же так желал меня в Уинтердейл-Парке.
Неужели в Лондоне у него есть любовницы, и я ему теперь не нужна?
Это была ужасная мысль, и я сразу постаралась выкинуть ее из головы. Но мне не удалось.
Следующие полчаса я провела без сна в темной спальне, и наконец услышала, как кто-то входит из коридора в дверь соседней гардеробной. Филип вернулся.
Дам ему четверть часа, мрачно решила я. А потом пойду в гардеробную, и если он улегся в эту узкую кровать, пусть объяснит причину, побудившую его это сделать.
Прошло десять минут, затем дверь гардеробной открылась, и в спальню вошел Филип. Железная рука, сжимавшая сердце, внезапно ослабила хватку.
Я смотрела на него в свете свечи, которую он нес, освещая себе путь. Влажные волосы упали на лоб, по щекам стекали капли — похоже, он плеснул себе в лицо водой и не вытерся как следует полотенцем. Воротничок ночной рубашки завернулся и сбился на сторону. Он ступал нетвердым шагом. Или, скорее, так медленно и с такой осторожностью, что это выглядело подозрительно.
Мне уже доводилось видеть подобную походку у своего отца. Я села в постели.
— Филип! — гневно воскликнула я. — Да ты пьян!
Мои слова застали его врасплох. Он вздрогнул, и свеча в его руке угрожающе покачнулась.
— Черт возьми, — произнес он. — Я мог уронить свечу и устроить пожар, Джорджи. Не пугай меня так.
Голос его звучал невнятно.
— Не ругайся, — отрезала я. — Ты выпил. Не смей этого отрицать.
— Я и не собираюсь это отрицать. — Он осторожно продвинулся к кровати, поставил свечу на прикроватный столик и лег в постель рядом со мной.
Все это начинало меня злить.
— Ты был в клубе? — спросила я.
— Нет, — невнятно пробормотал он. — У меня была встреча с одним моим старым знакомым — он имеет большое влияние в лондонском преступном мире. Я надеялся, что он поможет мне узнать, кого наняли подстроить твое падение с лошади.
Я размышляла над этим с минуту, потом спросила:
— И у него есть какие-нибудь идеи на этот счет?
— Он наведет справки, — ответил Филип.
В свете свечи, которую он не задул, я видела его мускулистую грудь в вырезе сбившегося ворота рубашки. Капля воды упала с ресниц на щеку, но он этого не заметил.
— Насколько я понимаю, это… знакомство… не относится к числу респектабельных? — осведомилась я.
Филип коротко рассмеялся:
— Нет, не относится. Но он довольно влиятельный человек в определенных кругах. Если кто-нибудь и сможет добыть нужные мне сведения, то только он.
Хотя Филип лежал на своей половине кровати, до меня донесся сильный запах бренди. Я строго промолвила:
— Разве для этого необходимо было с ним напиваться? Он повернул голову и взглянул на меня. Голубые глаза тяжело смотрели из-под полуопущенных мокрых ресниц.
— К сожалению, да. Он отказался от оплаты: все, что ему было нужно, — это поспорить со мной, кто больше выпьет. Это заняло довольно много времени. Клэвен может вместить в себя немереное количество выпивки.
Я воззрилась на него в изумлении.
— Состязание в выпивке? Да зачем ему это понадобилось?
— Да затем, — с горечью промолвил Филип, — что в годы моей бурной юности я снискал себе славу самой крепкой головы во всей Европе. Это обернулось для меня многими неприятностями. А Клэвен просто хотел убедиться, что перепьет меня, и я первым свалюсь под стол. Если бы он выиграл, я должен был бы заплатить ему за поиски нашего преступника. А если нет, то он обещал сделать это задаром. Поверь, я был бы рад заплатить сразу, но он отказался взять деньги.
В годы моей бурной юности.
Ему же всего двадцать шесть лет.
Я осторожно заметила:
— Судя по всему, ты выиграл, и первым под стол свалился он.
— Да. Именно так.
Я вспомнила, в каком состоянии мой отец просыпался на следующий день после очередного кутежа, и сказала:
— Завтра утром тебе будет очень плохо.
— Мне уже плохо, Джорджи, — со стоном отозвался он. — Прошу тебя, давай оставим все эти разговоры, и я хоть немного посплю.
— Ну конечно, — милостиво согласилась я, поскольку чувствовала себя обязанной ему. Ведь, как выяснилось, его позднее возвращение и эта попойка — все было сделано ради меня. Я склонилась к нему и поцеловала его в щеку. Губы мои слегка уколола его отросшая щетина. — Спокойной ночи, Филип, — сказала я.
— Спокойной ночи, — пробормотал он.
Я поправила одеяло у него на плече и предоставила ему вкушать мирный сон.
Когда я проснулась на следующее утро, он еще спал. Я не стала его будить и потихоньку оделась в гардеробной. Во время завтрака Кэтрин сказала, что они с леди Уинтердейл собираются сегодня на бал к Минтонам. Я решила, что нам с Филипом тоже необходимо там появиться. Важно, чтобы нас увидели вдвоем и, что еще важнее, в хороших отношениях друг с другом.
После ленча я зашла в библиотеку, где Филип сидел за своими бумагами.
При взгляде на него я поняла, что его мучает жестокая головная боль.
— Ты сможешь сегодня поехать со мной на бал к Минтонам, Филип? — спросила я. — Я знаю, ты, вероятно, чувствуешь себя отвратительно, но в свете последних событии и слухов, думаю, нам лучше появиться там вместе.
Он поднял глаза от расходной книги и посмотрел на меня. Вид у него был измученный.
— Если ты едешь, я тоже поеду, — ответил он. — Я не намерен выпускать тебя одну, пока мы не разузнаем, кто за тобой охотится.
Я сказала, кипя от праведного гнева:
— Никогда не понимала, зачем мужчины пьют, если прекрасно знают, что на следующее утро им будет так плохо?
Он вздохнул:
— Я не собираюсь спорить с тобой по этому поводу, Джорджи. Когда ты хочешь ехать?
— После обеда, — бросила я.
При упоминании о еде он передернулся от отвращения. Я повернулась, чтобы уйти.
— А днем ты поедешь куда-нибудь? — резко спросил он. Я замялась в нерешительности.
— Фрэнк обещал нанести мне визит, — сказала я. — Он все это время ежедневно справлялся о моем здоровье и присылал цветы, и я подумала, что долг вежливости велит принять его.
Филип опустил глаза в расходную книгу.
— Никуда с ним не выезжай, — сказал он.
Это была не просьба, это был приказ.
Я прикусила губу, покорно ответила:
— Хорошо. — И, выходя из комнаты, тихонько притворила за собой дверь, щадя его больную голову.
